– Как полагаете, сержант, – спросил капитан у Шведова, – удержим оборону?

– Продержимся малость. Немцы ночной бой вести не умеют, избегают его… А тут уж им, видно, приспичило… Штурмовать высоты – тоже не великие они мастера. Обычно в обход норовят… Но и мы тоже не в лучшем виде их тут встречаем. Окопчики не отрыты для бойцов. Все на голом месте. Огневых средств мало…

– Кто же знал, что так получится! Отдам приказ: «Всем умереть, но с места не сходить!».

Капитан уже приподнялся было на локте, чтобы встать, но Андрей тронул его за рукав.

– Извините, товарищ командир. Только приказа «всем умереть» давать не надо бы. Тут бы такие слова найти, чтобы не погасли люди, а загорелись.

– Не мастер я на слова, сержант. Да и времени нет особенные слова подыскивать.

– Времени отмерено мало, – подтвердил Андрей. – Минуты.

– Ладно. Скажу по-простому, как сам чувствую.

Капитан встал во весь рост и громко, так, чтобы слышали все, сказал:

– Сейчас бой будет. Справа и слева от нас обороняются другие подразделения штаба дивизии. Нам надо этот участок удерживать до конца. Фланги наши прикроют. На другую помощь приказано не рассчитывать. Короче – каждому быть за десятерых. А эту землю, – капитан несколько раз указал пальцем в траву, – приказываю эту землю считать Ленинградом.

Последние слова подействовали на меня необыкновенно. Я почувствовал, что сам вместе с землей, к которой приник, тоже Ленинград. Крошечная частица его брони и гранита, его огня и стали.

Атака началась минометным огнем. Потом полезли солдаты… Автоматы. Каски. Пряжки. Галдеж, заглушенный сплошным треском очередей.

Мы открываем огонь. Командиры бьют из пистолетов. Среди них Будяков и задержавший нас лейтенант. Капитан стреляет из своего маузера, насаженного на деревянную кобуру, как на приклад.

Немцы то лежат под самой кромкой высоты, то вскакивают и пытаются бежать вперед, на нас. Струи пуль тогда сгущаются. Одни свищут мимо ушей, другие стукаются в деревья, третьи вбиваются в землю. Их тоже слышно. Кажется, и нет нигде живого, непродырявленного пространства.

А Шведов кричит пограничникам: «Держись, ребята! Бой пока жидкий! Разведочка!».

Я бью хоть и одиночными выстрелами, но не прицельно. Хочется разряжать винтовку все скорее и скорее. Целиться некогда. Понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Но вот ударил пулемет с чердака дома. «Ага! Не понравилось!» – кричу я. Пулеметная очередь, точно щеточкой, смахивает с кромки высоты фашистов.

– Ура! – зычным басом закричал младший лейтенант Корнейко. – За Родину!

Во главе своих пограничников он ринулся вперед под гору.

Вслед за ним поднялись и командиры – Будяков, лейтенант и какие-то трое очкастых. Побежал вперед капитан. Побежал и я, держа наперевес винтовку с примкнутым штыком. Мы все кричим «ура!» надрывно, нестройно, но громко.

Гитлеровцы покатились вниз, не приняв бой.

– Назад, назад! На исходный рубеж! – скомандовал капитан.

Мы вернулись на свои позиции. Наши потери – один убитый и трое раненых. Двое сами направились к дому на перевязку, третьего понесли на плащ-палатке. Среди комсостава потерь не было. Все расположились на прежних местах возле деревьев и пней.

Внешне все в нашем саду осталось прежним. Могло показаться, будто ничего и не происходило. Тем не менее произошло многое. Андрей кратко выразил это своим выкриком – «Разведочка!». Немцы провели разведку боем. Противник нащупывал слабое звено в обороне высоты. И он такое звено нащупал. Наша контратака не могла обмануть немцев. Они наверняка разглядели, что здесь обороняется кучка бойцов.

– Эй, хлопец! – кричит мне от сарая старшина Доценко. – Дуй сюда! Я бегу к сараю.

– Тащи вот оружие.

Оказывается, у запасливого старшины есть еще несколько винтовок. Беру все шесть – по три ремня в каждую руку. Раздаю винтовки командирам.

– Алло, друг, дай винтовочку по знакомству.

Кто это зовет меня? В темноте не сразу различишь. Зарево хорошо освещает небо, но слабо – землю. Ага, это лейтенант с косыми баками. Он дружелюбно улыбается. Его круглое лицо вместе с диском фуражки напоминает блин на сковороде.

– Держите, – говорю я. – Стрелять умеете?

– А как же!

– Тогда зачем рамку прицельную подняли! Расстояние будет всего тридцать метров.

Прихлопываю рамку к стволу.

– Патронов нет.

– Принесу.

Ползу к очкастым.

– Стрелять умеете?

– Теоретически.

– Мы – трибунал…

Показываю им, как целиться, как перезаряжать винтовку. Инструктирую я куда лучше, чем действую сам. Ползу к Будякову. Он лежит возле пенька в середине сада. Глядит на меня насупившись. Даже в темноте видно. Молчит.

Не могу удержаться и говорю:

– Не туда смотрите, Будяков. Враг вон там. Не прозевайте. Он огрызнулся:

– Везде враг. И там, и тут.

«Каков фрукт!» – думал я, оставив ему винтовку и отползая.

Я занял свою прежнюю позицию возле пня.

Минометный обстрел усилился. Мина упала невдалеке от меня. Осколки прошли надо мной веером. Тяжелые комья земли стукнули по спине и по затылку. Потемнело в глазах, ослабли руки. Потом отошло. Я услышал стон и увидел безжизненно сникшего капитана. Пока я к нему полз, он зашевелился, перекатился на спину, но в то же мгновение попытался выгнуться, приподняться от земли. Я повернул его обратно на живот. Весь правый бок и спина его кожаного реглана были мокрой рваной тряпкой, облепленной хвоинками и песком.

– Помогите! – крикнул я. – Капитан ранен!

К нам подбежала секретарша с санитарной сумкой.

Но помочь капитану уже было нельзя. Бойцы отнесли его тело к дому.

Совсем мало я знал этого человека. Но он успел внушить мне самое искреннее уважение. «Эх, почему я не заслонил его?! – подумалось мне. – Ну, ранило бы меня… Он меня спас от беды, а я его спасти не сумел… А меня ведь все равно ранит… Или даже убьет. И, может быть, совершенно зря».

Я решил держаться поближе к Андрею. Его-то уж я в случае чего должен прикрыть собою обязательно!

Перед тем как отползти поближе к Шведову, я пошарил по траве. Хотел найти маузер капитана, но не нашел.

Новый минометный налет. И снова потери. Погиб один из трибунальцев. Место убитого заняла машинистка. Ранен в ногу, но остался лежать в строю лейтенант с бакенбардами.

Теперь командует Корнейко. Он увлекает нас в новую контратаку. Но не успеваем мы немного спуститься со склона, как слышен голос Шведова:

– Назад! Пулемет! Пулемет!