Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как же потом спуститься с голой стены? – с улыбкой спрашивал Андрей.
– Почему же с голой? Ниже на стене что-нибудь обязательно повиснет. Например, бра… Или рояль. Или никелированная кровать. Или, бывает, что куча обломков и битого кирпича доходит до второго этажа, а над ней торчат погнутые балки перекрытий. Наконец, в крайнем случае можно позвать на помощь, – закончила мама свои объяснения…
Потом началась тревога, и я встал в проеме стены… Но стена повалилась на землю. Полетел вниз и я… Все ниже, ниже. И вот ударился головой. Оказывается, я повалился набок, и голова моя стукнулась об пол.
Андрей не спал.
– Ушибся?
– Нет, ничего.
– Вставай. Вызывают.
В дверях стоял старшина Доценко с наганом в руке.
Он привел нас в одну из соседних комнат, где за небольшим конторским столом сидел плотный майор. В комнате было темно. На столе у майора горела коптилка. Она освещала его широкоскулое лицо и интендантские петлицы с двумя шпалами. Возле стола стоял и другой командир. Он был в черном кожаном реглане. На ремне через плечо у него висел маузер в деревянной кобуре. Ни лица, ни петлиц, ни даже фуражки этого командира я разглядеть не мог. В дальнем углу комнаты виднелись очертания еще одного человека – высокого и худого.
– Товарищ майор, по вашему приказанию задержанных доставил, – доложил старшина Доценко.
– Старший сержант первого стрелкового полка девяностой стрелковой дивизии Шведов, – вытянулся Андрей.
– До армии кем был?
– Рабочий я.
– Рабочий?! – переспросил майор. – Странно. Рабочие с передовой не бегут!
– Мы тоже не бежали! – твердо возразил Шведов. – Разрешите спросить, товарищ майор, где карта немецкая, которая при мне была?
– Цела карта, – вмешался командир в кожаном реглане. – Она доставлена в штаб сорок второй армии. Там артиллеристы разберутся что к чему.
– Ну, тогда хорошо, – облегченно вздохнул Андрей. – Однако мне и лично надо доложить…
– Вот лично и доложишь капитану – начальнику разведки дивизии, – сказал майор. – Можете располагаться в соседней комнате, товарищ капитан. Доценко, обеспечь там стол, стул, чернила. – Майор сделал паузу. – А этому табуретку найди. – Майор кивнул в сторону Шведова.
Я отметил, что капитан говорил с Андреем спокойно и обращался к нему на «вы».
Андрей по-уставному повернулся и пошел к двери. Капитан двинулся за ним.
– Товарищ капитан! – крикнул я. – Разрешите и мне с вами. Мы ведь со Шведовым все время вместе были.
– Если надо будет, я вас вызову. – Капитан закрыл за собой дверь.
– Доценко, – сказал майор, – отведи этого чудака обратно. Пусть еще там позагорает.
– Нет, я прошу и со мной разобраться, – выпалил я. – Прикажите и меня допросить или допросите сами, товарищ майор. Мне надоело ходить под подозрением. Я ни в чем не виноват.
В этот момент человек, молча стоявший в углу, выступил вперед и подошел к столу.
– Товарищ майор, – заговорил он просительным тоном, – разрешите мне допросить этого гаврика. Пока там разведотдел пушками да пулеметами противника интересуется, я бы от этого, может быть, кое-что поважнее узнал.
С этими словами говоривший нагнулся к уху майора и стал ему что-то нашептывать. Теперь я увидел и на его гимнастерке интендантские петлицы с «колесиком» и с двумя кубиками.
– Думаешь? – спросил майор, когда лейтенант выпрямился.
– А вы мне разрешите его допросить, вот и увидите.
– Допросить? – удивился майор. – Ты, Будяков, вроде бы не прокурор, не следователь какой-нибудь, а по строевой части…
– Ну и что же? – возразил лейтенант. – Разве вы не знаете, что я назначен дознавателем по подразделениям штаба дивизии.
– Нет, не знал, – признался майор.
Похоже было на то, что майор, так же как и я, впервые слышит слово «дознаватель».
Лейтенант Будяков это подметил и тотчас разъяснил:
– Дознаватели, товарищ майор, назначаются в подразделениях для всех первичных расследований. Не всегда в момент ЧП или чего другого в подразделении прокурор или следователь окажется. Вот как, например, у нас сейчас… Короче, прошу разрешения этого гаврика допросить.
– А как у тебя со строевой запиской, Будяков? – спросил майор. – Ты бы сперва свое дело закончил, а потом уж за чужое брался.
– Докладываю, товарищ майор, строевую записку о количестве людей я закончить не могу. Сведения о потерях из подразделений и частей дивизии поступать перестали… Сами знаете.
– Знаю, – понуро отозвался майор. – Кое-где уже и терять некого.
– А главное, – закончил свою мысль Будяков, – бдительность для меня – дело не чужое. Да и для вас, полагаю, тоже. Особенно в такой обстановке.
– Ладно, – согласился майор. – Забирай этого молокососа к себе и допроси. Только дай ему чего-нибудь поесть… Доценко, обеспечь котелок каши там или щей… И тому тоже снеси, который у капитана… Все. Выполняйте.
– Есть выполнять, – обрадованно сказал Будяков. Он засветил карманный фонарик и дернул меня за рукав.
– Двигай вперед по свету.
Мы поднялись на второй этаж и оказались в просторной комнате, окно которой было завешено черной маскировочной шторой. Будяков зажег от зажигалки коптилку. Он уселся на стул, сдвинул в сторону лежавшие на столе бумаги.
– Бери стул вон там, у стенки, – приказал он мне.
Когда я сел, Будяков с оттенком торжества в голосе произнес:
– Ну, вот что, Данилов, дело твое яснее ясного. Давай не тянуть. Быстренько говори все, как было, и кончен бал.
В комнату вошел старшина Доценко. Он принес мне котелок с горячей кашей и четвертинку хлеба.
– А ложки у вас не найдется? – спросил я, не зная, как приступить к каше.
– Ишь ты, ложку ему еще подавай! Прямо как в ресторане он здесь себя чувствует, – проворчал Будяков. – Может быть, тебе еще салфетку подать?!
Я не отвечал, плотно набив рот хлебом.
Старшина вынул из сапога алюминиевую ложку и протянул мне.
– Напрасно ты, старшина, свою ложку даешь неизвестно кому. А вдруг окажется, что это шпион какой-нибудь? Получится, что ты из одной ложки с врагом кушал? А? – Будяков засмеялся своей шутке.
– А ничего, – спокойно отозвался Доценко. – Я соби враз другую ложку раздобуду. – С этими словами он пошел к двери.
Я принялся, давясь и обжигаясь, уплетать кашу. Было боязно, как бы Будяков не отнял у меня котелок, если каша помешает мне внятно отвечать на его вопросы. Орудуя ложкой, я рассматривал лицо лейтенанта. Было оно худое и длинное. Подбородок выдавался вперед острым клином. Над лбом вились мелким барашком светлые волосы. Лицо как лицо. Обычное, ничем не примечательное.