нет. Гриб — плод подземной плесени. Семян, как у других плодов, в грибе не найти. Его расцвет в том, что он крепок, свеж, полон соком. Когда гриб поспел, он уже стар, он сморщивается, съеживается, киснет на корню. Бедный дряхлый гриб, — корни перестают давать ему сок из земли, он умирает, и дряблое его тело распадается как будто в пыль. Но это не пыль, это мельчайшие капли, пузырьки, споры, зародыши гриба. Ветер разносит их всюду, они засыхают, пропадают. Только там, где влажно-теплый перегной хранит достаточный запас пищи, спора, зацепившись невидимыми сосочками, прирастает, вытягивается под землей в плесень-грибницу, и тут выскакивает снова гриб. Слышали поговорку: «Выскочил, как гриб на болоте»? Это, конечно, только поговорка — на болоте грибы не растут. Излишняя сырость грибу так же гибельна, как сухость. На песке, на камне или у воды гриба нет. Грибу, повторяю, нужна теплая влажная почва, и только у корней деревьев растут грибы. Рыжики, например, водятся не иначе, как около елей. Э, тетерочка, ты что это нашла?

— Масленик, дедушка.

— Нет, это козляк. Шляпка у него скользкая, темно-желтая, загибается кверху воронкой. Если содрать с козляка кожу, съесть его можно, но это плохой гриб. Моховик на него похож, у того шляпку книзу выпучивает подушкой. Тоже дрянь. Маслята плоски, на коротких ножках, бледно-желты.

— Подосиновик нашел, — закричал Федька Лапин, — вот!

Он прыгал, размахивая крупным грибом на длинной белой ножке в ярко-красной шляпке.

— Отлично, поздравляю с началом, — медленно сказал дед, — но как же так, братец? Уговор был грибы срезывать.

— Виноват, Степан Алексеевич, этого я нечаянно схватил, больше не буду.

— То-то нечаянно. Выхватить гриб с корнем коза или овца умеет. На месте гриба надолго, быть может навсегда, остается пустышка, из пустышки ничего не вырастет, — понятно? А срежь шляпку, оставь ножку гриба на земле — ясно, что споры остаются в удобном для них месте. Значит, новые грибы тут будут. Ну, ребятки, у кого ножи есть?

Только у четырех мальчиков. Девочки все без ножей.

— Нам не дают, — пищали девчонки, — говорят: потеряете.

— Так я и знал, — ворчит Степан Алексеевич, вынимая из корзины сверток в тряпке. — Самый плохой ножик, обломок ножа тут годится. Хорошо, что я пяток захватил. Держите. Как раз на каждую пару по ножику выйдет. По двое идите. А палки у всех есть? Не лапами же разгребать траву и листья, — на сучок легко напороться, гадюка схватить может. Ну, в путь. Сбор около полдня на полянке у дубков!

Мы идем по лесным тропинкам, лазим по канавам, шарим во мху, под ветвями поваленных деревьев, около пней, у кустов орешника. Грибов много. Я и Федька Лапин идем парой.

— Сыроежек брать не буду, — говорит Федька. — В прошлом году я одну съел…

— Сырую?

— А как же. На то она и сыроежка. Так потом два дня не знал, куда деваться, наизнанку выворачивало.

— А вкусно?

— Так себе. Плохого ничего нет, не горько, сыростью, грибом пахнет. Другие едят, ничего не бывает. А я больше не стану.

— А это что за гриб?

— Тоже сыроежка.

— Такая-то розовая?

— Да. Ты попробуй на вес. Совсем легкая? Значит, сыроежка. Брось.

Я все-таки положил в корзинку крупную яркую шляпку.

Когда все грибники сошлись у дубков и опорожнили на лужайке свои корзинки, кузова, кошелки, короба, добыча показалась огромной: грибов собрали груду.

— Ну, цыплятки, — смеясь, говорил Степан Алексеевич, — по правде говоря, дряни насбирали. Свалили все в кучу? Обижать никого не хочу, не спрашиваю, какие чьи грибы. Это что за шляпа? Старый березовик. Да такой шелепень никуда не годится. Смотрите!

Дед бросил на землю бурую шляпку гриба с чайное блюдечко величиной, и шляпка дрябло распалась на куски.

В трухлявой мякоти чернели ходы червей.

— Видите, у него зеленая борода выросла? А березовик с бородой — последнее дело. Черные точки на шляпке — это значит, червяки в гриб забрались. Гриб-зонтик тоже не надо брать, это поганка. Вот я вижу, лисичек вы набрали. Мой совет: бросьте их.

— У нас их жарят!

— А у нас сушат!

— Моя мама маринует. Вот вкусно как!

— Дедушка, можно лисичек оставить?

Степан Алексеевич зажал уши.

— Ну, оглушили совсем. Оставьте, кому уж так хочется. По-моему, лисичек ни желтых, ни оранжевых есть не стоит. Оранжевые лисички — у них шляпки точно в пуху — про тех прямо скажу: берегитесь, нельзя их есть, они ядовиты! Федя, хочешь сыроежку скушать?

Однако Федька Лапин куда-то скрылся.

— Это его любимые грибы, сыроежки, — насмешливо продолжал Степан Алексеевич. — Он закусил как-то сыроежкой, так год забыть не может. Впрочем, жареные прямо из лесу сыроежки вкусны, а в заготовку ни в какую не годятся: слипаются, крошатся. Дрянцо порядочное. Глядите, вот грибы так грибы!

Он откинул холст со своей плоской корзинки. Там ровными рядами лежали одна к одной разноцветные шляпки.

— Вот белый гриб из-под березы. Шляпка у него красноватая. Сварить ее, — она станет ярко-красной. Под дубом также растет белый гриб; там он надевает коричневую шляпку, слегка зеленоватую. На стоящий боровик щеголяет в бархатной темно-бурой шапочке; такие встречаются в сосновом лесу, а в ельнике растет первый сорт гриб в бледно-розовой шляпке на белом длинном ядреном пеньке. Называется он руфель. Лучше гриба уже не бывает.

— А этот, дедушка, не лучше?

Федька прыгал с двумя белыми шарами в руках.

— Ну вот, только его недоставало. Ах ты, шут гороховый! Это чертов табак. Хлопни-ка его обо что-нибудь.

Федька стукнул по белому шару палкой.

Шар лопнул, и облачко черной пыли взвилось над пнем.

— Это пылевик, дождевик: гриб тоже. Его также предлагают есть, — сказал Степан Алексеевич, закрывая свою корзинку, — утверждают, будто он вкусен, когда середка у него белая, розовая, свежая. Сколько лет я хожу по лесам, как ни возьмешь дождевик, хоть самый маленький, всегда он набит черной пылью. Правда, чертов табак. Тьфу! Я вам, ребятки, пожалуй, насчитал бы еще десятка два этаких грибов, да не стоит. Идите-ка вы лучше за белыми и за черными.

— Это какие же, дедушка?

— Да те, что в красных шапках стоят под осинами и березами. Разрезанные, они чернеют тотчас, но это очень хорошие грибы. Ну, опять в лес! К закату солнца сбор у ручья.

Длинными стали тени