В исторической хронологии действительно есть что считать. Мы видели это на примерах затмений и гороскопов, таблиц пасхалии и календарной ситуации на день распятия Христа. Можно было бы еще и еще приводить подобные примеры; но, как бы ни было их много, все они, к сожалению, не систематичны; все эти решения, конфликтующие с общепризнанной датировкой тех же событий, не более чем булавочные уколы (весьма, впрочем, болезненные для традиционной хронологии); они исследуют удачно подвернувшиеся эпизоды, но не проблему в целом. Они приводят только к одному выводу, хотя и весьма важному: проблема действительно существует и масштабы ее огромны. Судя по ним, дезориентация во времени захватила всю «нижнюю половину» хронологизированной истории. Выше в разделе мы рассмотрели несколько событий (в скалигеровской датировке), даты которых поддаются астрономической проверке, и ни одно из них этой проверки не выдержало.

Короче говоря, результаты астрономических датировок подтверждают существование проблемы и очерчивают (для начала — минимально) ее масштабы; но они выводят нас не к финишу, а только на старт серьезной математической работы над нею.

Вопрос надо ставить так: возможно ли методами математического исследования охватить весь исторический материал (или хотя бы большую часть его), а не только отдельные случайные эпизоды?

Для этого рассмотрим, с чем мы, собственно, имеем дело? Устраним пока из рассмотрения такой расплывчато датируемый материал, как извлеченные из раскопок обломки мечей, ювелирные украшения, характер захоронений, архитектуру построек и все подобное, и ограничимся письменными текстами, так как именно они содержат основную информацию о жизни человечества за последние два-три тысячелетия. Их можно разделить на две категории: тексты одномоментного содержания (здесь и королевские указы, и любовные записки на бересте, и художественные произведения вроде «Метаморфоз» Апулея) — их тоже пока отложим в сторону, и тексты-хроники (во всех видах: от гомеровской «Одиссеи» до французских эпических народных поэм, от Библии и творений древнегреческих историков до многотомных «Историй» прошлого века и современных относительно кратких учебников по истории). Именно такого рода историческими текстами-хрониками и займемся. Они названы нами «нарративными текстами» (от латинского слова narratio — рассказ, повествование).

Каково их содержание? Основное — имена, события и даты — довольно легко поддается точному математическому описанию и анализу. Сопутствующее — детали быта и особенности событий, характеристики действующих лиц и т. п. — уже значительно труднее, по крайней мере приблизительнее.

Закодировав и введя в память ЭВМ все это: имена, события, даты, а по мере возможности и какие-то достаточно информативные сопутствующие детали, — и получив, таким образом, машинные «конспекты» хроник, мы получаем возможность перебирать, сортировать и сравнивать весь этот гигантский материал. Тем самым мы уподобляемся любому автору любой «Истории»: если он работал только с одним первоисточником, то его труд не более чем плагиат, и какое-то новое качество его «История» обретала лишь в том случае, если он сопоставлял и объединял не один, а несколько источников. Однако широта охвата материала (когда охвачены сопоставлением многие десятки — практически все доступные нам источники) и темпы работы у ЭВМ в сотни раз выше, чем у самого трудолюбивого историка. Поэтому машинная обработка неизбежно должна вывести нас на новый уровень выводов и следствий, ранее принципиально не достижимый.

Но прежде всего встает вопрос: чему из этого материала можно доверять, на что можно опираться?

Датировке? Но она во всех древних хрониках основана на каком-нибудь местном и локальном во времени летосчислении, привязку которого к единой хронологической шкале «от нашей эры», предлагаемую историками (в позднейших «Историях» и учебниках), будем рассматривать каждый раз не более чем как гипотезу (иначе и нельзя, раз уж мы занялись именно проверкой хронологической шкалы).

Именам? Тоже нет. Любой сколько-то заметный деятель древней истории имел несколько имен или прозвищ, и нет гарантии, что все они нам известны и что мы не принимаем одного и того же человека, по-разному названного в различных хрониках, за двух различных исторических персонажей. Тем более что и «переводы» имен с одного на другой язык часто искажают их до неузнаваемости. Простой пример: персидский фольклор богат легендами о древнем герое, завоевателе, в которого, вопреки логике, историческая память народа буквально влюблена (потому эти легенды выглядят попросту сказками). Имя его — Искандер Двурогий. Если бы не знать неоспоримо, что это — Александр Македонский, едва ли бы догадались мы связать эти два имени.

Кстати, об именах. В подтверждение нашего недоверия к ним приведем выдержку из диалога Платона «Критий»: «Рассказу нашему нужно предпослать еще одно краткое пояснение, чтобы вам не пришлось удивляться, часто слыша эллинские имена в приложении к варварам. Причина этому такова. Как только Солону явилась мысль воспользоваться этим рассказом для своей поэмы, он полюбопытствовал о значении имен и услыхал в ответ, что египтяне, записывая имена родоначальников этого народа, переводили их на свой язык; потому и сам Солон, выясняя значение имени, записывал его уже на нашем языке». Так поступал, конечно, не только Солон; причем из-за обилия синонимов даже при переводе обратно, на исходный язык, едва ли восстановится прежнее имя.

Географическим названиям? С очень большими сомнениями. Для примера: попробуйте перечислить все известные вам названия Черного моря (от древности до наших дней), удесятерите полученное количество, а потом осознайте, что у него было еще больше имен. И наоборот. Если названо: Рим, или Троя, или Вавилон, или Неаполь, или Красное море — это совсем не значит, что речь о том городе или о том Красном море, о которых мы подумали.

Событиям? Да, пожалуй. Только на них и можно опираться, но тоже с осторожностью: в пересказе, при переписывании из хроники в хронику местный военный конфликт может (на бумаге) вырасти в крупную войну, переименование города — превратиться в его закладку и т. п. Иными словами, может сильно меняться масштаб события, но, по крайней мере, не суть его. Поэтому основой наших исследований будет прежде всего сопоставление событий. К числу их относится и такой материал, на удивление мало искажавшийся при переписывании из хроники в хронику, как время правления любого монарха. Пусть изменилось его прозвище, пусть ему приписали чужие деяния, пусть между ним и его сыном вклинились еще несколько царей, пусть даже его собственную страну наименовали по-чужеземному, но длительность его правления, скорее всего, не исказилась, разве лишь на год-другой. Парадоксальный факт: хронологии, как таковой, мы не доверяем, но в то же время эти числа (имеющие к хронологии прямое отношение) обнаруживаем достаточно устойчивыми.

Впрочем, и недоверие к датам, именам, географическим названиям тоже не может быть абсолютным. Лучше вооружимся принципом: доверяй, но проверяй.

Казалось бы, личные имена только для того и служат, чтобы обозначать вполне конкретных персонажей. Неужели математический анализ их списка в какой-нибудь части какой-либо хроники может дать что-то сверх этого? Может. Вот простой пример. Любое имя бывает в одни времена — модным, в другие — непопулярным. Надежно датированные исторические документы могли бы помочь нам составить реестры наиболее популярных в различные эпохи имен; и тогда мы смогли бы приблизительно датировать какой-либо иной документ — не по содержанию, а только по списку имен. Представьте себе, в одном списке: «Святополк, Михаил, Олег, Волк», в другом: «Фрол, Тит, Ульяна, Никита», в третьем: «Никита, Михаил, Эдуард, Петр». Очевидно, что у них разная привязка во времени. Математический подсчет может сделать эту привязку довольно точной (и кстати, не обязательно однозначной: может обнаружиться, например, что второй из этих списков в равной степени относится и к самому началу XX века, и к 70-м годам XVIII века).