хотел, и никто не смел требовать ответа за это. Например, если шейх отправлялся из кельи в погребок на окраине города, или, если какой-нибудь пропойца претендовал на то, что он Баязид[74], то никто с него не требовал ответа. Или, например, если на базаре ман пшеницы продавали за двадцать танга, а лепешку — за сто танга, то никто не спрашивал, почему это так, а если и спрашивал, то не достигал цели, так как эмир по своей глупости назначил на все должности дураков, подлецов и мерзавцев, которые без его соизволения не могли решать ни одного дела. Поэтому все дела и прошения бедных людей и воинов непременно доходили до эмира. А у эмира, если и хватало терпения один-два дня возиться с этими делами, то на третий день ему это надоедало. Он уставал и перепоручал все жалобы народа везиру и казию, которые в течение нескольких дней делали все, что им заблагорассудится. Люди тогда снова обращались к эмиру с жалобой на то, что везир поступил несправедливо или казий оставил без внимания заявление. Эмир же по своей ограниченности, не разобравшись в нерадивости везира или казия, начинал ругать везира и казия и отклонял все жалобы народа со словами: «пусть не тревожат меня такими пустяками».

И люди, отчаявшись найти правду у эмира и везира, жалуются первому встречному и ищут защиты у кого попало, но ничто им не помогает. Поскольку они никогда не слышали о справедливости и не видели справедливого эмира и как только открыли впервые глаза, увидели беспорядок и беззаконие, то они только изумляются и никому из них не приходит в голову мысль: «Если нам не жаловаться эмиру о насилиях и бедствиях наших, то для чего он нам нужен? Уж не для того ли, чтобы он бесчестил наших девственных дочерей?! Зачем сажают правителя на трон?» Такая мысль никогда не приходит им в голову, а если и придет, то они не дерзнут высказать ее вслух.

Поскольку эмир по природе был развратен и похотлив, то во всех своих крепостях, от Карши до Кеша, он отстранил честных сельских старост, опасаясь восстания с их стороны, и посадил вместо них низких людей. Прибыв в эти края на прогулки, он ежедневно вызывал этих старост к себе на пир, дарил им царские халаты, чтобы они не прятали красивых девушек. Того, кто особенно усердствовал в этом деле и находил больше красавиц, отличали от других на приемах и одаривали больше других.

Этот порядок он установил будто бы для укрепления власти, так как, по его мнению, такие старосты в случае бунта смогут успокоить страсти народа. На самом деле, если случится бунт, то народ прежде всего обрушит палочные удары на головы подобных старост. Для удовлетворения своих желаний эмир раза два в году под видом заботы о народе и управления государством отправляется в эти крепости с пушками, с войском в десять тысяч воинов, с пышностью Тимура во время похода в Индию. При этом травят посевы дехкан, разрушают дома простых людей и после четырехмесячного отсутствия возвращаются в Бухару.

В то время четыреста или пятьсот старост в этих крепостях занимались сводничеством. А в самой Бухаре сводничеством постоянно промышляли десять подвод с людьми везира, которые возили девушек и днем и ночью повсюду, куда бы не ходил эмир. Десять тысяч воинов и столько же слуг — всего около двадцати тысяч человек, возгоревшись желанием к женам и мальчикам тех областей, куда прибывал эмир, ночью удовлетворяли свою плотскую страсть с лошадьми или своими слугами. А их жены в Бухаре каждую ночь отдавались двадцати тысячам мужчин, кроме тех, добродетель которых бережет Аллах.

Короче говоря, территория Мавераннарха, столицей которого является благородная Бухара, превратился в город Лота[75]. Разврат и прелюбодеяние возросли до такой степени, что того и гляди Бухара прослывет, как Египет времен фараонов, «страной развратников», Даже опасались, что этот благородный город будет погублен, как и град Лота, что вознесенные здесь будут унижены. О Аллах! воздай развратникам за их разврат!

Эмир Музаффар ввел во время своего правления еще один порядок: зрелища с танцами мальчиков, исполнением газелей и с канатными плясунами. В течение всего года во всех областях устраивали подобные празднества, повсюду раздавались звуки бубнов, чтобы народ не поддался влиянию ложных слухов и все время развлекался зрелищами, полагая, что всё спокойно и все смуты усмирены, что если бы государству угрожала какая-либо опасность, то эмир не был бы так спокоен и не предавался бы наслаждениям. И даже тогда, когда горожане умирали от недостатка воды или от высоких цен, раздавались звуки флейт и бубнов, танцовщицы танцевали, а канатоходцы выкидывали свои номера на проволоке. Люди пребывали в заблуждении и недоумевали: может быть русло Зерафшана переполнилось водой или, быть может, с неба вместо дождя стала падать пшеница? Ибо, в противном случае, чем же объяснить весь этот шум? Какие могут быть празднества, когда надо плакать и молить Аллаха о прощении, а не танцевать и ходить по канату?

Волей-неволей некоторые шли на зрелища и возвращались домой проголодавшись.

Во времена Музаффара был вечный праздник, всегда были пиры и музыка. Например, если наступал новый год, то пиры не прекращались целых два месяца. Затем наступали праздники жертвоприношения или разговения. Когда же кончалось это празднество, то начинались торжества по случаю обрезания или женитьбы царевичей. Странные это были пиры: благородным там ничего не перепадало. Во время этих пиров всякий сброд, шутники, мужеложцы и сводники уносили всякие яства целыми харварами. А больше всех доставалось молодым сводникам, которые приводили во дворец девушек и проституток. В эти дни с эмирского Арка для раздачи народу высыпали мешками изюм, целыми ящиками халву и всякие сладости. При этом одним разбивали головы, другим выбивали глаза, а хлеб и яства топтали ногами, так что никто и не пользовался ими. А в эмирских покоях слуги, служанки, невольницы умирали от голода и не могли даже слова вымолвить, а вернувшись домой поздно ночью, не всегда находили чистую воду и черствый хлеб.

А ведь такое поведение эмира нравилось большинству жителей городов и селений: три четверти народа молились о продлении навеки царствования эмира, и лишь меньше четверти разумных мужей были недовольны таким образом действий и возносили свои мольбы к богу. Ибо разврат и грех укоренились в природе людей из-за пренебрежения верой и близости неверия и неверных.

Музыка и танцы очень подходят для подлых и низких людей и детей. И поэтому, в