люди уже знают, что эмир и эту ночь проведет здесь, снимают груз и начинают готовить себе еду.

Часто бывает так: народ начал отдыхать, пища частью сварена, частью — нет, и тут эмир выезжает в какую-нибудь пустынную местность вдали от населенного пункта и останавливается там, чтобы люди помучились в поисках веды и корма. Или среди зимы он останавливается в степи, чтобы людям негде было укрыться от холода. Через каждые полфарсаха эмир делает остановку. В жару и холод воины сидят в ожидании, держа коней за повод, не сняв груза со скотины, не разбивая палатки. Иногда проходит весь день, а то и ночь — и вдруг эмир выезжает. Люди изнывают от мучений, но не могут промолвить слова протеста.

На каждой стоянке люди кушбеги водят к эмиру девушек. На всем пути ни один человек не может раздобыть спокойно корма для коней. И, тем не менее, были люди, которые жаждали быть в свите эмира и не могли добиться этого. Да, воистину верны слова: «Если бы не было глупцов, то мир пришел бы в упадок!»

Во время этих поездок никто не мог остановиться, где хотел. Например, если войсковой казий участвовал в этой поездке, то, не найдя по пути места для стоянки, вынужден был ночевать в степи, будь то в холод или жару. И тем не менее, во все те места., где решил остановиться эмир, народ должен был приходить приветствовать его. Конечно, часто возникали недоразумения, что навлекало порицание и недовольство властей.

Если кто-либо во время этих поездок продавал харвар фуража за двести динаров, то никто не спрашивал, почему он берет так дорого. Это было его собственное дело. Если чей-либо груз падал на землю, никто не помогал ему, если кто-нибудь умирал от холода или жажды, никто не обращал на него внимания.

Однажды автору этих строк пришлось принять участие в такой злополучной поездке. Приближалась зима, а мы проездили уже более трех месяцев. Мы все ждали отъезда эмира, надеясь вернуться домой. Намаз по случаю окончания месяца поста рамазана мы совершили неподалеку от Кеша. Тут мы получили весть о смерти везира и обрадовались, полагая, что теперь эмир волей-неволей вернется в Бухару. Я был так рад, что даже сочинил хронограмму по случаю смерти везира:

«Кушбеги, везир Мухаммадшах

Похитил у Бухары величие.

От насилий его разорваны вороты людей,

Он не залатал карманы рубах.

Он болел, покуда был ж и я,

Ушел в ад с тысячью огорчений.

В день его смерти вестник мира тайн

Назвал эту дату: «Проститутка», «Шлюха»[78].

Я прочитал эту хронограмму на собрании ученых мужей, находившихся при дворе эмира. Большая часть сановников стала возражать, утверждая, что везир был благородный человек и опорой государства, что с моей стороны нехорошо так поносить его. А я изложил им в ответ, приведенный мною выше, рассказ о русских и Казимбеке и доказал, что везир не имел ни малейшего представления о том, что это были за люди. Я добавил, что все несчастья на нашу страну навлек он. Тогда они заявили мне:

— Если это так, то как бы ты ни осуждал его, будет мало.

Получив весть о смерти везира, эмир покинул Шахрисабз и поехал в Карши, где пробыл пятнадцать дней без всякого дела, в то время как люди умирали от желания вернуться домой. Погода все эти дни стояла ровная, но в самый последний день изменилась, ударили морозы и пошел снег. Тогда эмир покинул Карши и направился в Бухару. Дороги все в ночной мгле замело снегом, много народу заблудилось в степи и погибло. Так до остановки у Хаджа Мубарак тридцать три пеших воина сбились с пути и замерзли. Их трупы привезли в лагерь.

Я, грешный, страшась за свою жизнь, шел с товарищами. Мы находили дорогу по разным приметам и, наконец, прибыли в какое-то селение. Целых два часа мы искали, где бы остановиться, переходя из одного двора в другой, но из каждого дома выходили воины и говорили: «Здесь остановился десятник или сотник такой-то. Он вот-вот прибудет».

И они никого не пускали. Иные из моих спутников вступали с ними в драку, я же стоял в стороне и молился за эмира и говорил: «Да завоюет он весь мир!» Под самое утро какой-то хлеботорговец сжалился над нами и повел нас к домику за селением. Там мы и остановились. Мы дали ему несколько дирхемов. И мы провели ночь в комнате, которая была тесней могилы везира, черней несчастной доли эмира.

Утром, отыскав своих коней среди снежных сугробов. мы восславили эмира и пустились в путь. Я спросил одного из друзей (он был тонкого ума человек):

— Что ответит эмир, если в день Страшного суда его спросят: «Когда ты выступил из Шахрисабза, погода была хорошая. Почему ты в тот же день не отправился в Бухару? Ведь войско твое спокойно достигло бы дома. Ты выступил тогда, когда признаки гнева судьбы нисходили на землю, и погубил много наших людей!»

Мой друг сказал мне:

— Он ответит: «Да, это было так, но я остановился в Карши и назначил своего раба Мухаммади на должность кушбеги, его сыну я поручил собирать закат со стад, еще такого-то назначил казием, а другого — раисом. Поэтому пришлось отложить возвращение в Бухару».

Я перебил друга:

— А если его спросят: «О тиран! Что произошло бы, если эти глупости вместо Карши ты совершил в Бухаре?»

— Ответит так: «А произошло бы то, что знаю я, но не знаешь ты».

Я продолжал:

А если его спросят: «Раз ты такой глупый, то почему ты не спрашиваешь совета?»

Друг ответил:

— Он не согласится и будет кивать на нас, что они, мол, совратили меня с пути истины и одурачили своей лестью.

Тогда я сказал:

— Так мы с тобой, значит, принадлежим к этому обществу?

Друг ответил:

— Я никогда не соглашусь, ибо мы страдаем именно из-за него.

Во время змира Музаффара в хозяйстве Бухары произошли резкие перемены, — оно стало приходить в упадок. Многие земли пришли в полную негодность из-за отсутствия воды, так как вода, поступавшая в Бухару, оказалась в руках России. Многие крестьяне из районов Бухары переселились в области по Сыр-Дарье, подвластные России. Большая часть государственных земель Бухары перестала обрабатываться из-за насилий и притеснений чиновников.

Однажды в канцелярии казия два человека вели тяжбу по