А потом предстояли тридцать минут «Блеомицина»: это вещество получали из бактерии, название которой Ката забыла, но она (бактерия) питалась почвой и перегноем. Худшим побочным эффектом здесь было выпадение волос за три-четыре недели, но они вновь отрастали за срок от трех до десяти месяцев; к тому же имели место изменение цвета кожи и ногтей, запор, жар, сыпь, образование сосудистой сети в легких, учащенное и поверхностное дыхание, вялость, усталость, язвы во рту, изменение вкуса еды – например, бифштекс на вкус казался «как дверную ручку облизать», как однажды кто-то выразился. Немудрено, что люди начинали путаться. Яды и лекарства, бактерии в перегное – все это могло бы уж быть и попонятнее.

А для противодействия самым сильным побочным эффектам пациентам давали стероиды, которые порой приводили к летальному исходу из-за того, что тромбы закупоривали сосуды мозга или сердца. Единственными относительно безвредными лекарствами были таблетки от тошноты, так как действовали не слишком хорошо.

Ката села у стены, свернула полотенце и принялась раскладывать катетеры в ящики. В книге, которую она читала, развивалась идея, что поведение медработников имеет значение для того, выживет ли пациент: бесчисленное количество сообщений, проходящих мимо сознания, больные все же воспринимают и толкуют в свою или не в свою пользу: количество прикосновений, то, смотрят ли им в глаза, – и расширение зрачков на какой-то миллиметр. В то же время Ката знала, что медработники как бы непроизвольно относятся лучше к тем, кто, по их мнению, явно будет жить: то есть тем, кто сильнее, больше помогают, и они живут дольше, – и это справедливо как для бизнеса, так и для ухода за пациентами в больницах.

«Как беспощадно и отвратительно! – подумала Ката. – И как теперь с этим жить?»

Одна из пожилых женщин смотрела телевизор сонными, налитыми кровью глазами; у мужчины глаза были закрыты, а на лице застыло ранимое, какое-то мышиное выражение, как будто ему было не по себе. Девушка держала перед глазами книгу, но страниц не перелистывала. Кате почудилось, что все они опухают; ее щеки покраснели, и она ощутила присутствие чего-то, что было больше всех этих людей, заполняло все помещение и не давало дышать.

16

Проснулась она от звонка в дверь. После еще нескольких звонков и стука отважилась выглянуть из окна спальни. На крыльце стояли двое; один держал в руках телефон, а другой разглядывал дом и заметил ее.

– Эге-гей! – закричал он и замахал рукой. У дома стояла большой белый фургон с надписью «ВУЛКАН».

Ката оделась и спустилась. Спросила сквозь закрытую дверь, что им надо. «У меня на проводе полиция», – добавила она; звучало это по-дурацки. У нее было ночное дежурство, и ей удалось заснуть только около полудня.

Человек, говоривший басом, ответил, что пришел ставить сигнализацию.

– Мы с вами на днях виделись. Ваш муж велел нам сегодня прийти и поставить систему сигнализации. Но, кажется, он забыл…

– А как зовут моего мужа?

– Тоумас Бьяртнасон. Ростом примерно метр девяносто, худой, волосы темные, разговаривает мало и по делу и носит серый шелковый шарф.

Ката попросила их предъявить удостоверение. В щели для писем показалась какая-то квитанция заказа от охранного предприятия «Вулкан», а вместе с ним – водительские права на имя какого-то Фридьоуна Гримссона. Немного поколебавшись, Ката отстегнула цепочку, отперла замок и открыла дверь.

* * *

Они ходили по всему дому, стучали, сверлили, клеили. Прежде, чем начали, Фридьоун объяснил, что именно они будут делать: поставят датчики движения, протянут провода к окнам и входам, сменят компьютерную систему. Он сказал, что в подвале стекло в окне одинарное, значит, туда просто залезть, а на первом и втором этаже окна уже старые, и между стеклами образовался конденсат. Тоумас новых стекол не заказывал, так что Ката перехватила у него инициативу и заказала вставить противоударные стекла на обоих нижних этажах. Они обсудили так называемую «комнату паники», и Фридьоун описал, из чего состоит такая комната: определенный «компонент», который кладется сверху на стены и прижимается, как крышка к контейнеру для еды, так что туда не проникнуть извне даже с помощью взрывчатки.

– А в Исландии таких комнат много?

– Как ни странно, да, – ответил Фридьоун.

Он был абсолютно лыс, лет шестидесяти; лицо загорелое, нос толстый, а руки в обхвате шире, чем у Каты талия. Без куртки, в черной нейлоновой рубашке; под ней угадывались округлое пузо и мобильник в чехле на поясе. Сопровождавший его юноша был высокий, флегматичный, носил бейсболку, желтую рубашку-поло и комбинезон с логотипом «Вулкана». Пока Фридьоун курил сигариллу, кричал и показывал рукой, мальчишка работал руками, сновал вверх-вниз по лестнице, сверлил, прокладывал провода и замерял окна, чтобы заказать стекло. Ката так и не поняла – то ли само предприятие «Вулкан» предоставляет ей «контейнер для еды», то ли это бонус от Фридьоуна: предлагая ей эту систему, он слегка понизил голос… Но, может, это у него было просто профессиональное: чтобы воры, грабители и всякие мерзавцы не услышали, что она будет в доме.

– У некоторых просто денег слишком много, – сказала Ката.

– И врагов. Вот в чем дело. Когда доходит до устройства таких комнат, о деньгах как-то и не думаешь. Деньги – они, понимаешь, в банке, а жизнь – у тебя в руках. – Он улыбнулся. – Совесть-то много у кого не особо чиста. Враги – они на каждом заднем дворе в Тингхолтьте, или шляются мимо твоего дома в Гардабайре[16]; а может, они вообще только у тебя в голове. Вот тогда не мешает позволить себе дать волю подозрениям и вспомнить, что у тебя в комнате, за шкафом в спальне, есть такой маленький детский угол…

– Детский угол?

– Да, в который ставят провинившихся детей. Я его так называю.

Ката засмеялась.

– Понимаю. А я думала, вы мне его хотите продать… Ну, конечно, нет! – Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но забыла, что именно.

– А с домиком-то что? – спросил Фридьоун. – Починить нельзя?

– Домик?

– Маленький домик, который уронили на лестнице.

Ката помотала головой.

– Муж его уже починил. Домик в гараже, в коробке… Понимаю, что в прошлый раз плохо получилось, но я хотела бы, чтобы вы снова мне помогли. Я хочу перенести его в подвал.

– Ну разумеется.

– Я к нему больше не прикоснусь, – сказала она со смехом.

Фридьоун встал и подошел к мальчишке. Ката увидела, что тот покраснел, услышав, как обстоят дела, а затем всплеснул руками и, бормоча ругательства, утопал в гараж.

17

Подвал был пустынным, тихим. Два крошечных окошка пропускали свет, сочившийся сквозь жухлую траву, растущую вокруг дома. Посередине высилась несущая стена: раньше Ката пыталась придать ей более привлекательный вид, вешая туда надоевшие ей картины, но кончилось все тем, что она упаковала их в коробку. Когда они висели на стене, от этого казалось, будто в подвале кто-то живет, – а эта мысль ее печалила. Однажды они с Тоумасом подумывали сделать там винный погреб, но тогда Ката слишком мало пила, чтобы с этим возиться. А сейчас она явно пила слишком много. Пока Тоумас не бросил играть в гольф, он иногда тренировался в подвале на своей дорожке для гольфа; какое-то время Вала упражнялась там на флейте или читала при свечах, устроившись на матрасе.