Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот поживешь здесь, узнаешь здешних людей. Но скажу наперед: не очень-то спешат священники в дома тех, у кого денег в обрез.
Едва они открыли дверь в хижину Норы, как им в нос шибанула вонь. Мэри бросилась к корзине из-под картофеля и увидела, что Михял обделался — сидит в своем добре с испачканными липкими руками и таращит глаза, словно и сам понять не может, что случилось.
— Оно и в волосах у него тоже! — воскликнула Мэри, зажимая рукой нос.
— Вынеси его на двор и вымой.
Мэри выволокла на двор корзину с ребенком. Дерьмо уже успело присохнуть к коже, и даже скрученными в комок стеблями вереска оттереть его не удалось. Нора принесла маленький кусочек серого мыла, сваренного из смеси жира и золы папоротника, и в конце концов Мэри кое-как отмыла ребенка в холодной воде жесткой вересковой мочалкой. Михял разорался, и Мэри не сразу удалось его успокоить. Она мерила шагами двор, качая на руках закутанного в ее платье Михяла, и напевала ему, а куры путались у нее под ногами. Когда он наконец заснул, она была совершенно измучена.
— Давай его сюда! — сказала Нора.
Когда крики стихли, она вышла во двор и протянула руки, готовая взять ребенка. И заметила пустое ведро.
— Ты что, не бочковую воду брала?
— Какую?
— Не дождевую? — Нора ткнула пальцем в сторону стоявшей возле хлева старой бочки. — Сходи тогда опять к роднику, ладно? Принесешь нам еще питьевой воды. Если спросит кто-нибудь, почему опять вернулась, причины не говори. Скажи, что уборка у нас, что ты дом как следует чистишь. А о Михяле — ни слова.
Мэри потащила ведро к роднику, стараясь не вдыхать запах, оставшийся на руках и одежде. Она надеялась, что с полянки возле ясеня женщины уже разошлись, но, спустившись с холма, тут же увидела Эйлищ О’Хара, которая стояла там и болтала с другой, незнакомой женщиной.
— Опять эта девочка тут… — нараспев сказала Эйлищ, мгновенно ее заметив. Она приветственно махнула рукой. — Кейт, это… Как звать тебя, запамятовала?
— Мэри Клиффорд меня зовут.
— Мэри Клиффорд. Та самая, о которой я тебе говорила. Вдова Лихи работницу взяла. — Эйлищ многозначительно подняла брови, кивнув собеседнице, которая с холодным пристальным вниманием уставилась на Мэри.
— Я Кейт Линч, — сказала женщина. — Эйлищ вот тут говорила, что ты у нас в долине пришлая. Что тебя в услужение взяли.
— Верно, — согласилась Мэри. — Я из Аннамора. Это на севере.
— Да знаю я, где Аннамор этот, — сказала Кейт. — Там девок рыжих видимо-невидимо, да?
— Встречаются, — сказала Мэри. Она хотела наклониться, чтоб взять воды. Но Кейт, шагнув, преградила ей дорогу.
— Мы знаем, зачем тебя взяли, — сказала Кейт. — Я с вдовой в родстве, а Эйлищ мне сестра. Муж мой мужу покойной Нориной сестры братом приходится.
— Сочувствую вам в ваших утратах, — пробормотала Мэри.
— Тебя ведь ради мальчишки взяли, правда? Внука вдовы, который сиротой остался, когда дочь Норы умыкнули.
— Умыкнули?
Кейт ухватила ведро Мэри. Костяшки пальцев у нее были красные, опухшие.
— Мальчик ведь не как все, верно?
— Не понимаю, о чем это вы.
Эйлищ засмеялась:
— Вдова прячет его в хижине, но мы-то знаем! Знаем…
Кейт, не выпуская из рук ведра Мэри, приблизилась к самому ее лицу, заглянула в глаза:
— Я вот что тебе скажу, девонька, и лучше ты меня послушай. До тех пор пока дочь вдовы не умыкнули и ребенок этот не появился у нас в долине, Мартин Лихи на здоровье не жаловался. И не бывает так, чтоб здоровый мужчина вдруг падал замертво на перепутье без того, чтоб кое-кто тут руку не приложил. Когда привезли к нам этого подменыша… — Она замолчала и сплюнула на землю: — Когда появилось у Норы дитя это проклятущее, все беды и начались, а теперь вот и Мартин умер.
— Ты человек здесь новый, — вмешалась Эйлищ. — Тебе и невдомек пока, что у нас тут делается. А только есть у нас люди, что с Этими знаются, а через такое и на нас тень ложится.
— Ребенок этот, которого Нора от глаз людских прячет, — тихо, сквозь зубы, проговорила Эйлищ, — он что, по-твоему? Как все другие люди? Скажи-ка!
— Калека он, — с заминкой ответила Мэри. Она потянула на себя ведро, и Кейт, скривившись, его отпустила.
— Калека, значит?
— Ты знай мотай себе на ус, Мэри Клиффорд. Не след было вдове тащить к себе девочку со стороны, чтоб за мальчишкой этим смотрела. После того, что сделал он с ее дочкой и мужем.
— Она о дочери-то тебе рассказала? — спросила Эйлищ.
— Знаю, что померла она.
Кейт неспешно покачала головой:
— Нет, Мэри Клиффорд. Нет! Не померла! Умыкнули ее. Украли. Утащили добрые соседи! О, ты небось смеешься над этим, да?
Мэри покачала головой. Женщина жарко дышала ей в лицо.
— Хорошо, конечно, что не из робких ты и не боишься, — сказала Кейт. — Но бояться есть чего. Я бы на твоем месте назад в Аннамор вернулась. Не будет добра тебе с этой работой, в доме этом. Пойди-ка ты к вдове и скажи, что знаю-де все про мальчика и лучше ей подумать, как избавиться от него самой, покуда этим кто другой не занялся.
УСЛЫШАВ, ЧТО В ДВЕРЬ СТУЧАТ, Нора решила, что это Пег. «Входи», — крикнула она, не поднимая глаз, ища, чем бы прикрыть Михяла. Она укутала ему ноги, начиная от бедер, и, не услышав шагов, подняла взгляд. Поначалу она не могла разглядеть гостя — падавшие из-за двери солнечные лучи оставляли его лицо в тени. Но когда дверь со скрипом отворилась и за порог ступил мужчина в обтрепанной фетровой шляпе, она узнала вошедшего, отчего сердце ее сжалось.
Тейг.
Нора стояла, часто и тяжело дыша. С последнего раза, когда она видела зятя, привезшего тогда ей на осле ее внука, Тейг сильно переменился. Он всегда был мал ростом и очень худ, но сейчас словно ссохся. Он отпустил бороду, но борода была жидкая и клочковатая. Вид был запущенный.
Это он от горя так высох, подумала она.
— Я слышал, что Мартин умер, — сказал Тейг. — Сочувствую тебе в твоем горе.
— Тейг. Рада видеть тебя.
— Правда? — спросил он.
— Как живешь? — Нора указала ему на раскладную лавку, а сама опустилась на табуретку. Ноги не держали ее.
Тейг пожал плечами.
— Времена нынче нелегкие, — откровенно признался он. — А как мальчик?
— Лучше не бывает.
Тейг рассеянно кивнул и обвел взглядом комнату:
— Хорошо тут у тебя. Я корову видел. Значит, у мальчика молоко есть.
— У Михяла? Конечно. Ему молока хватает.