— Тьеран? — Непостижимо как, но ей удалось заставить свой голос звучать нормально, а не подобием вороньего карканья. «Какие же мелочи мы должны воспринимать с великой благодарностью!» — мельком подумала она.

Тощий и неуклюжий подросток отвел взгляд от стоящей на пороге старухи. Он не стал продолжать разгром, а, напротив, медленно побрел по густо усыпанному осколками полу к двери.

Цветок Ветра с трудом сдержала вздох облегчения: по крайней мере, он надел ботинки. Наметанным глазом врача она сразу же заметила, что порезы на руках в общем-то пустяковые.

Как всегда (теперь уже — почти инстинктивно), он повернулся к вошедшей правой — «хорошей» — стороной лица и наклонил шею таким образом, что шрам, пересекавший его нос, был почти незаметен.

Из всех давних ранений самым серьезным оказался шрам на носу — по крайней мере для шестнадцатилетнего мальчика, которому на протяжении последующих лет пришлось терпеть сочувственные взгляды старших и злые шутки или тихую неприязнь сверстников.

Цветок Ветра знала, что после окончания роста костей можно, в принципе, вернуть лицу мальчика нормальный облик. Если бы только она каким-то образом попрактиковалась в косметической хирургии. Если бы ей удалось раздобыть необходимые материалы. Если бы у нее имелись необходимые лекарства. Если бы она смогла прожить достаточно долго.

Они сейчас вели борьбу сразу с тремя противниками: ждали, пока он вырастет, пытались изобрести нужные инструменты и материалы, да еще и надеялись на то, что она не слишком одряхлеет к тому времени, когда можно будет сделать операцию.

И оба знали, что проигрывают.

Операцию мог бы сделать Латрел, но у него после несчастного случая в лаборатории потерял подвижность большой палец на левой руке, и молодой врач лишился возможности оперировать. Карелли так и не сумела подняться выше уровня умелой медицинской сестры. Цветок Ветра чувствовала, что могла бы обучить Тьерана — он уже многому научился, — но не мог же он оперировать сам себя.

— Где оно? — резко спросил Тьеран грубым срывающимся голосом.

Цветок вопросительно вскинула бровь.

— Где антибиотик? — Он яростно уставился ей в лицо.

— В безопасном месте, — ответила Цветок Ветра.

— Дайте его сюда! — потребовал Тьеран и протянул руку. — Сейчас же.

— Почему так срочно?

Лицо Тьерана перекосилось.

— Он… он… он же два дня пролежал под этим завалом! Заражение началось еще до того, как его нашли. Он сгорел от лихорадки, прежде чем я сумел добраться туда!

Цветок Ветра почувствовала, что ее затрясло.

— Он был хорошим человеком.

Тьеран с прежней яростью смотрел на нее.

— Дайте его мне! Я кого-нибудь найду — М'халла или еще кого, неважно. Мы перескочим в то время — зря вы думаете, что я об этом не знаю, — и мы спасем его. Мне очень нужно это лекарство!

— Время нельзя изменить, Тьеран, — мягко сказала Цветок Ветра. — Даже для спасения твоего отца. Это невозможно.

Тьеран напрасно упрекал наставницу. Она сама давно уже рассказала Тьерану, что драконы умеют не только практически мгновенно перемещаться через Промежуток из одного места в другое, но также попадать и в другое время. Однако драконы подчинялись правилам и парадоксам путешествия во времени точно так же, как и все существующее в пространственно-временном континууме. Сделать несбывшимися те события, которые уже произошли, невозможно.

— Как бы ты ни хотел, тебе не удастся изменить прошлое, — сказала Цветок Ветра.

Тьеран жалобно сморщился и склонился над совсем крошечной рядом с ним старухой.

— Вы же сами говорили, что он всегда будет рядом. Что мы будем все время видеться друг с другом. Вы говорили… А меня там не было! Я не мог помочь ему, я не был рядом с ним!

Призвав на помощь всю свою внутреннюю силу, Цветок Ветра напрягла спину и поддерживала большого и тяжелого парня, пока он изливал на нее свое горе и негодование.

— Мне тоже будет его не хватать, — сказала она немного погодя. — Он был хорошим человеком. И хорошим ботаником. Если бы ему еще немного подучиться…

— Подучиться! Именно так вы и меряете людей! — взвился Тьеран. — Я знаю, как вы на меня смотрите! Не как на жалкого урода со шрамами, а просто как на способного студента, да? И что же я изучаю? Утраченное искусство, уже сейчас забытый способ делать неизвестно что — и все это только ради вашего удовольствия!

— Твой отец хотел, чтобы ты…

— Мой отец умер, — перебил ее Тьеран. — И теперь только вы одна хотите, чтобы я изучал все эти генетические глупости. Зачем-то соединял гены, которые мы не можем даже увидеть! Последний электронный микроскоп сдох еще в прошлом году — может быть, вы об этом забыли? — сдох, судя по всему, окончательно и бесповоротно. Что же теперь устраивать мутации, не зная, как и зачем? Без всякой цели? Просто для развлечения?!

Он резко отскочил от старухи и бегом припустился по коридору. Отбежав на изрядное расстояние, он остановился, оглянулся на старуху через плечо (левое!) и крикнул:

— Можете заставить Эморру убрать все это. Все равно вы издеваетесь над ней, как над рабом каким-нибудь!

Цветок Ветра медленно выпрямилась. Не отрывая глаз, на которых никто никогда не видел ни слезинки, от битого стекла, густо усыпавшего пол, она подошла к кровати и села на краешек.

— Ты так и не научилась обращаться с детьми, Цветок Ветра, — горько пробормотала она.

— Мама! Что ты делаешь? — испуганно воскликнула Эморра, войдя в комнату матери.

— Убираю! — ответила Цветок Ветра. Она стояла на четвереньках на полу и осторожно, по одному собирала осколки стекла в мусорное ведро.

— Что случилось? Где Тьеран? — спросила Эморра.

— Случился Тьеран. Не знаю, — ответила Цветок Ветра. Она взглянула снизу вверх на свою и без того высокую дочь, стараясь согнать с лица малейшую тень торжества. — Его отец умер, прежде чем он добрался до места. Тьеран хотел переместиться во времени, чтобы спасти его антибиотиком.

Эморра ахнула и широко раскрыла глаза.

— Но ведь этого нельзя сделать, правда?

Цветок Ветра вздохнула, используя один из самых эффектных своих приемов.

— Да, нельзя, и ты должна отлично это знать.

— По крайней мере, такого нет в литературе, — ответила Эморра; щеки молодой женщины вспыхнули, как только до нее дошел завуалированный упрек матери. — Мама, что толку изучать временные парадоксы, раз они все равно не могут случиться? Гораздо важнее передавать стабильные фундаментальные знания, чем ломать голову над эзотерическими проблемами. — Эморра сразу перескочила на любимую тему и, как всегда, начала делиться с матерью своими мыслями. — Песни, которые люди будут запоминать и петь, классическая устная традиция, вот на что мы должны положиться.