— А потом?

— Я сказала отчиму: клиентов так быстро не найти. — Улыбка погасла, и лицо стало совершенно серьезным. — Так или иначе, работа нужна была срочно, потому что мать выставила меня из дома. Я пришла в архив и торчу здесь вот уже четыре года.

— Чем занимается редактор каталогов?

— Почти всем: разбором новых поступлений, созданием баз данных, поддержкой пользователей. Однако больше всего времени занимает чертова ретрооптимизация! — Шерил произнесла это слово так, будто оно обозначало ядовитые отходы производства. — То есть ввод старых печатных каталогов в базу данных. Видишь ли, многие коллекции до сих пор описаны лишь на замшелых печатных листах, которые никто миллионы лет не просматривал. Их сотни тысяч. Как тут с катушек не съехать?! Сильви — наше единственное развлечение.

— Сильви? Ваша новая сотрудница?

Шерил хохотнула громко и отрывисто.

— Нет, идиот ты эдакий, Сильви — это наш призрак!

— Значит…

— Да, я придумала имя. Нужно же как-то ее называть.

— Зачем? Она с тобой общается?

Девушка покачала головой, темные брови сдвинулись.

— Сейчас нет. Когда появилась, первое время постоянно бубнила, а сейчас даже не пискнет.

Я тут же навострил уши.

— О чем она говорила?

— Откуда мне знать? — сурово, даже чуть обиженно спросила Шерил. — Языка-то я не понимаю! Она говорила на русском, или немецком, или шведском, или еще на каком-то… Лишь однажды я догадалась, что она рассказывала про розы.

Русский, немецкий, или шведский, или еще какой-то… Диапазон широчайший!

— Ты часто ее видишь? — временно оставив языковую тему, поинтересовался я.

— Почти каждый день. Наверное, я настроена на ее волну.

— И не боишься? Даже после того, что случилось с Риком?

— Не-е, мне она не навредит. Бывает же, что с кем-то чувствуешь себя в безопасности. Так вот, я чувствую себя с ней в безопасности. Сильви лишь смотрит, как я работаю, иногда часами. Я единственная, кто от нее не шарахается, и она это ценит. Или, возможно, просто не любит мужчин.

На секунду замолчав, Шерил смотрела на меня с угрожающей серьезностью.

— Вероятно, я должна тебя ненавидеть. Ты ведь пришел, чтобы ее изгнать, а это сродни убийству. Сильви уже мертва, а ты хочешь убить ее снова.

Следующая пауза получилась такой долгой, что я решил: Шерил уже сказала все, что хотела.

— Вообще-то я не воспринимаю свою миссию как…

— Знаешь, мне она кажется очень-очень грустной. — Кончиком пальца девушка провела по столу линию, выразительное лицо стало торжественно-мрачным. — Так что, думаю, ты даже одолжение ей сделаешь.

Джон Тайлер общался со мной с той же неохотой, что и Элис, но к тому времени старший архивариус вернулась в мастерскую и лицемерно передала просьбу Джеффри оказывать мне всяческое содействие.

Чем дальше, тем большую неприязнь я испытывал к Элис и знал: за этим придется следить. Мне очень не нравилось, как она подрывает авторитет Пила.

В импровизированной комнате для допросов ответы Тайлера были краткими, практически односложными, но ведь он и в мастерской цедил сквозь зубы. Давно он работает в Боннингтоне? Нет. Ему здесь нравится? Да, пожалуй. Он видел привидение? Да. Много раз? Да. Оно его пугало? Нет.

Вообще-то Джона я опрашивал чисто для проформы: насчет призрака у меня уже появились определенные зацепки, по крайней мере в отношении того, как он здесь появился. Строго говоря, необходимость в подсказках Тайлера уже отпала, просто оставлять факты непроверенными не в моих правилах; наверное, я впрямь охотник за привидениями с фиксацией на анальной стадии.

Итак, почему бы слегка не повысить градус?

— А что вы вообще знаете о призраках?

— Почти ничего. — В голосе Тайлера сквозило плохо скрытое презрение. — Не моя специальность.

— Чаще всего это не души умерших, а квинтэссенция их эмоций, следы и отпечатки, сохранившиеся в местах, где по неясным для нас причинам испытывались сильные переживания.

Пару секунд я изучал лицо Тайлера, а Тайлер изучал потолок за моим левым плечом. Вид у него был мрачно-непроницаемый.

— Видите ли, при таких обстоятельствах мне следует искать в архиве вспышки сильных эмоций, связанных с появлением призрака. Настолько интенсивных, чтобы оставить парапсихологическое эхо.

Многозначительная пауза, но реакции, увы, никакой.

— Сильные эмоции я ощущаю только от вас.

Глаза Тайлера расширились и встретились с моими.

— Что? — взвизгнул он. — Это неправда! Я никаких эмоций не показывал и ничего не делал!

— Вы излучаете враждебность.

— Чушь! Мне просто не нравится то, что происходит в архиве. Хочу выполнять свою работу… — он лихорадочно подбирал слова, — и чтобы меня не трогали. Мечтаю об одном: пусть проблема как можно скорее разрешится.

— Именно для этого меня сюда и пригласили. Чем больше я узнаю о призраке, тем скорее добьюсь успеха. Может, расскажете о ваших с ним встречах? Когда состоялась последняя?

— В понедельник утром. — Тайлер все еще держался довольно вызывающе, однако уже не так напряженно и после паузы заговорил без моей подсказки: — Я был в книгохранилище, когда почувствовал ее присутствие. Да, скорее почувствовал, чем увидел. Очень испугался (неудивительно, после того, что случилось с Риком) и побыстрее вышел из хранилища. Она приближалась ко мне, и стало… внезапно стало холодно. Очень холодно, я даже пар от дыхания видел. Не знаю, из-за нее так получилось, или просто потому, что… — Тайлер осекся. — В общем, я поскорее вышел из хранилища, — мрачно повторил он, вперив глаза в пол.

— Как выглядит призрак?

Удивленный взгляд Тайлера метнулся ко мне.

— Никак не выглядит. Лица нет, по крайней мере верхней части… Просто нет.

— Мистер Пил, описывая призрака, сказал, что на нем красная вуаль…

— Это не вуаль! — фыркнул Тайлер. — Просто красный цвет, все лицо, кроме рта, красное. Она похожа на тех, кто выступает в телепрограммах, но хочет остаться неузнанным. Вы наверняка таких видели, ну, с расплывчатыми головами. А у этой женщины вместо лица красная клякса.

— А остальное тело?

Джон на секунду задумался.

— Она показывает только верхнюю половину — белую, прозрачную, сияющую. И чем ближе подходишь, тем хуже видно. Отсюда, например, — рука Тайлера остановилась в нескольких сантиметрах от груди, — вообще ничего не разобрать.

— А одежда?

— На ней капюшон. Одежда белая, и с каждой секундой будто выцветает, так что разглядывать особо не получается.