— Вот мы и на местеу! Долго шли, потому что в пер-рвый р-раз сюда дор-рогу пр-рокладываул, — снисходит до комментариев Тим-Тим. — Пр-ришлось на тебя настр-раиваться, найти маячок в воспоминаниуях. В др-ругой р-раз будет легче: шагнёшь сюда ср-разу. Или отсюда — пр-рямо ко мнеу. Ну, веди, тепер-рь твояу очередь!

— Будь как дома! — со смешком отвечаю я. И, не сдержавшись, поддразниваю: — Молочкау?

— А есть? — оживляется он.

— Как не быть!

Он вдруг перехватывает меня лапой и заговорщически шепчет:

— Постой-постой, спер-рва давай осмотр-римся! Сейчас будет что-то интер-ресноеу, хвостом чую. Иди-ка сюда! Хоть нас и не увидят, а не слишком это пр-риятноу, когда через тебяу кто-то насквозь пр-роходит.

И тащит меня в угол, к рабочему столу и к посудной раковине, каким-то образом прихватив когтём подол моей туники.

Мельком глянув на стол, успеваю заметить одинокую чашку с нетронутым чаем, сухарницу с остатками печенья и баночку мёда. Кувшин молока. В мойке испуганно замолкает посуда, до нашего появления хихикающая и о чём-то болтавшая. Две чайных пары и две розетки из-под варенья, заойкав, торопливо споласкиваются в горячей воде, выпрыгивают и опрометью несутся на свою полку, на лету вращаясь, чтобы скорее высохнуть. За ними поспешают ложечки. Кот неодобрительно крякает.

— Р-распустились! Моих мышей на ваус нет!

— Они не всегда так, — почему-то оправдываюсь я. — Вернее, никогда до сегодняшнего дня… Это в первый раз, честное слово!

— Да знаю. — Он отмахивается. — Ты пр-росто пр-ритащила их с собой в сон, вот они и ожили, так бываует. Главное — смотр-ри, чтобы в обычной жизни не баловали.

— Подожди, Тим. Объясни: мы сейчас где? В моём настоящем доме или просто в сновидении?

Он с досадой прикрывает глазищи:

— Моглау бы и сама догадаться! Дом — настоящий. И мы — настояшиеу, только за особой Гр-ранью, за которую могут шагнуть лишь сновидцы. Да ещёу некоторые умельцы из некр-романтов. Только ходы у нас с ними р-разные, и это хорошоу. Так мы др-руг др-ругу не мешаем. Тсс! Смотр-ри!

Мы навостряем уши. Чуть слышно поскрипывают ступени винтовой лестницы. Придерживая полы длинного халата, в кухню спускается смущённая и слегка напуганная Лусия.

Одна.

Ага. Так-то девочки о ней позаботились!

Впрочем… чаем, судя по всему, напоить её пытались, просто бедняжке не до того было. Спать уложили, скорее всего, в той самой комнатке будущей няни, снабдив гостевым халатом. Может, даже и успокоили, уболтали, и дождались, пока заснёт — у девушки вон рубец на щеке от подушки, значит, поспала какое-то время… В общем, сделав всё, что смогли, Машка с Соней с чистой совестью вернулись в Эль Торрес. Ведь там гости! Фейерверк! Летающий торт, который им обещал главный повар, воздушные шары-пирожные и чаепитие на искусственных облаках, как в Муми-доле! Кто же, будучи в здравом уме и в возрасте четырнадцати лет, от такого откажется!

…А Люся взяла и проснулась, вместо того, чтобы мирно спать до их возвращения.

«Она нас точно не видит?» — спрашиваю мысленно.

— Не видит и не слыушит! — шёпотом отвечает он.

— А почему тогда ты шепчешь?

— А так интересней!

Перед нашей гостьей плывёт в воздухе маленький мультяшный светлячок с горящим фонариком. Тоже работа дочурок. Выпытав у папы секрет летающей феечки из детской, они наделали уйму ночников, вполне, кстати, функциональных и услужливых. Пока мы спали, спали и одушевлённые фонарики, а стоило среди ночи кому-то встать — и тут как тут к его услугам появлялась какая-нибудь черепушечка со светящимися глазками… тьфу, глазницами, или хеллоуинская тыковка. Хм. А для Люси, значит, сотворили милого нестрашного светлячка… Что ж, чувство меры у девочек всё же имеется.

А нашей девушке, похоже, что-то понадобилось на кухне. Ну, конечно! Слышать не слышу, но, судя по тому, как Люся сконфуженно хлопает себя по животу — бурчание там ещё то. Голодная, видать. Между прочим, ожидаемо. После стресса иногда такой жор нападает! Не сразу, а когда немного отойдёшь, успокоишься.

— Есть кто-нибудь? — без особой надежды окликает Лусия.

Мы с Тим-Тимом, разумеется, помалкиваем.

— Кушать хочется. Это ничего, если я возьму кусочек чего-нибудь в буфете?

Похоже, говорит она только, чтобы не робеть; ей не по себе в пустом и чужом доме. Выручает, конечно, то, что здесь она уже гостила, и воспоминания остались самые наиприятнейшие. Шарить по шкафчикам в отсутствие хозяев ей как-то неловко, но голод не тётка.

Виновато глянув по сторонам и не найдя никого, кто разрешил бы ей перекусить, она решается подойти к буфету. Открывает дверцы и…

— А-а-а! Ой-мамочка-мамочка-мамочка!

— Мр-рау-мау-мауч!

Завизжав, Люся отскакивает прочь. А из глубин буфета, вдруг мелко затрясшегося, доносится утробный… мяв? И полыхают янтарём, отдающим в красноту, огромные глазищи.

— Маув! Ма-ув? Ма-ума?

Бедная моя Люся, и за что ей такие испытания? От страха она цепенеет, да так и застывает столбом. Мою попытку рвануться к ней на помощь пресекает кот, сгустив передо мной прозрачную стену, в которой я чуть не увязаю.

— Подожди! Пусть сами р-разберутся! Не бойсяу, он не опасен!

В темноте буфетного зева мелькает светлое пятно. И вдруг… на широкую столешницу выпрыгивает наш чёрно-белый Малявка.

У меня аж в глазах темнеет.

Не может мелкий кот так орать, физически не может! Ну, да, мартовские концерты он ежегодно устраивал. Но утробный рёв, который мы только что слышали, просто не мог зародиться в его миниатюрных лёгких! Зато один его вид благотворно действует на нашу гостью.

— До-он Малявка? — лепечет она. — Ой, вы оборотень, да? А я уж испугалась…

Он презрительно фыркает. В нашу сторону, между прочим, фыркает. Не спеша приземляется на пол и трётся о ноги девушки, затем, повернувшись к буфету, требовательно мявчет. Совсем не таким, разумеется, басом, каковой нас недавно потряс.

В ответ доносится несмелое:

— Уау! Р-р-р?

Да-да, последнее — явно с вопросительной интонацией. А затем робко:

— Х-р-р-рь? Ми?

И всхлип. Самый настоящий.

— Кто там? Эй! — осторожно окликает Люся. — Вы что, плачете? Вам плохо?

Вот уж не ожидала от неё такой смелости!

— Это хороший дом! — громче и увереннее продолжает она. — И в нём живут хорошие добрые люди. И маги. И… даже домовой есть. Они все вам помогут! Не плачьте! Я вас не боюсь, правда-правда, потому что в хорошем и добром доме нечисть не заведётся. Да и дон Малявка очень умный, он не подружился бы с плохим существом, значит, вы хороший…

Стенки буфета перестают трястись. Слышно чьё-то шумное дыхание. Глазищи, таращившиеся из темноты, сморгнув, становятся из почти красных зелёными.