Мы вшестером хорошо общались друг с другом во время путешествия, и это правда, что мы с Марком поладили с самого начала. Это была действительно долгая экспедиция – целый месяц, со 2 апреля по 1 мая 2009 года. Я привык делать дела намного быстрее, например, однодневные подъемы на большие стены в Долине. Во время экспедиции были времена, когда наш вялый прогресс выводил меня из себя. Пять дней спустя, находясь на Low’s Gully, мы толком не продвинулись по стене. Я продолжал задаваться вопросом: почему это тянется так долго?

То, что мы называли «мелкими причудами», возникало между Марком и мной как из-за разницы в возрасте, так и по причине различий в наших стилях лазанья. Когда Марк пытался забрать у меня снаряжение, он делал это так, будто хотел бросить меня в реку, как если бы я не умел плавать. Я предпочитал считать, что могу справиться со своими френдами и карабинами.

Что касается пропуска участков при трении веревки – я всегда так делаю. Это зависит только от того, опасно это на данном участке трассы или нет. Я иначе помню слова Марка по поводу стопперов. На всем маршруте я сомневался в расположении каждого френда, потому что от питча к питчу стена состояла из гранита на нависании. Я думаю, Марк – человек слишком старой закалки.

К примеру, на питче он идет лидером «по дерьму» – скала рыхлая, повсюду живые камни. Сложность примерно 5.7, но Марк завысил ее. Он даже просверлил дырку под шлямбур. Он бы лез тут целую вечность. Я сказал ему: «Парень, это же 5.7. Почему бы просто не пролезть ее? Это будет не так уж опасно, если ты поставишь легкие френды». Он сказал: «Ох, мужик, здесь действительно опасно». Когда Марк установил свой шлямбур, я пролез питч с верхней страховкой почти за три с половиной минуты.

Позже Марк призвал меня к ответу в ситуации, когда хотел, чтобы Джимми Чин снял какую-то сцену, в которой я должен был рассказать, каково это, когда твоим наставником является Конрад. Я отказался. Марк решил, что это означает, что я не открыт своим товарищам по команде. Но тогда мне просто было очень тяжело выступать перед камерой, особенно когда вокруг стояли ребята вместе с Конрадом. Я чувствовал себя так: «Ладно, Алекс, расскажи об этом. Танцуй, обезьянка!» Мне нужно было начать танцевать.

Командное взаимодействие имело немного странную динамику. Я знал, что в этом путешествии никто из ребят не был так хорош в скалолазании, как я. При этом все они были матерыми альпинистами, и я хотел поучиться у них разным штукам. Однако я просто почувствовал: это не тот способ, которым мы должны лезть.

Большая проблема на Кинабалу – это дождь. Мы лезли по нижней части стены почти неделю, прежде чем смогли набрать полные обороты, оставив базовый лагерь позади. Всего лишь на второй день этого рывка с северной стороны пришел огромный шквал. Мы с Марком залезли на платформу, пока Конрад пытался продвинуться вверх на маршруте. В статье в Men’s Journal Марк разыграл из этого эпизода драму в стиле «сделай-или-сдохни», как раз то, чего хотел журнал:

«Теперь уже огромные водопады заливали скалу, и пропасть внизу стала реветь, превращаясь в бушующий поток. Даже если бы мы хотели отступить, пути назад не было – только вверх. Я слышал приглушенные вопли, раздававшиеся сверху и сопровождавшиеся пугающим камнепадом. Анкер был где-то над нами, сражаясь с хаосом».

Правда в том, что подняться на Кинабалу было не настолько трудно. Я чувствовал, что мы в любой момент можем сойти с маршрута, если понадобится. В 2009 году Low’s Gully больше не была той адской бездной, захватившей ребят из британской армии 50 лет назад. Тем не менее мы пробыли на платформе 24 часа и полностью вымокли. Так как Джимми Чин и Марк заняли все пространство на платформе, мне как новичку досталось самое плохое место. Мне пришлось привязать гамак под платформой, подвесив за ее углы, поэтому тело занимало очень неудобное положение. Вода стекала сквозь пол в платформе ко мне в гамак и спальный мешок. Я почти что сидел в луже в течение дня и ночи. Все было нормально, пока я не пошевелился и не разбрызгал воду. Я читал «Братьев Карамазовых», роман подходил к моему мрачному настроению. Я разорвал книгу в мягкой обложке надвое и дал Марку почитать первую часть. Довольно зловещее произведение, но думаю, оно укрепляет характер.

Погода вполне наладилась, и мы смогли завершить восхождение на следующий день. Последние питчи были действительно легкими. После небольшого празднования на вершине мы закинули рюкзаки на плечи и потащили их на другую сторону Low’s Gully. Это было суровым испытанием. Мы поступили так потому, что не хотели тащить все с собой на вершину стены. Мы оставили вещи посередине и затем опустили их на землю за один огромный спуск.

В статье для Men’s Journal Марк написал действительно хорошие слова обо мне, хотя они и были окрашены патернализмом:

«Когда я делил веревку с Хоннольдом, я много думал о том, каким я был в его возрасте. Я не мог не сравнивать его с собой. Я никогда не был таким талантливым и смелым, как он, но у меня был голод к свершениям, свойственный молодым, а терпимость к риску была чуть более чем чрезмерна. Хоннольд напомнил мне о том, что восхождения без риска на самом деле и не восхождения вовсе».

Рассказ он заканчивает таким эпизодом:

«Глядя на Хоннольда, я не мог не задаться вопросом: потусовавшись с кучкой ветеранов, понимает ли он чуть яснее то, к чему все мы, альпинисты, стремимся? Если он понял, то должен согласиться: для того чтобы всю жизнь лазать так же виртуозно, как сейчас, понадобится в том числе и удача. Сейчас у меня есть дети, которые ждут моего возвращения из экспедиции. Есть черта, которую я больше не пересекаю. Самое сложное – найти, где проходит эта черта лично для тебя. Хоннольд – один из ярчайших и самых талантливых скалолазов, которых я встречал. По крайней мере, думаю, он знает, что альпинизм – вид спорта, который помогает решать проблемы тем или иным путем».

Когда экспедиция подошла к концу, несмотря на все мое нетерпение по отношению к консервативному стилю, которого, по мнению остальных ребят, требовал маршрут, я понял, что многим обязан Марку. Вероятно, он был прав насчет моего «пузыря» в Йосемити. На Борнео я понял, что восхождения большой протяженностью и высоты повлекли за собой освоение всех видов техник, которым мне не нужно было учиться на Хав-Доум или Эль-Капитане.

Марк действительно расширил мой опыт лазанья. Все его исследования и путешествия по миру, приключения в экзотических местах были новыми и захватывающими для меня.

Потому, как уже было сказано и сделано, мы подружились. Марк пригласил меня на свою следующую «медиа-спонсируемую пирушку». Это было действительно исследовательское путешествие с восхождениями по девственному пустынному пейзажу, полному странных башенок и арок на северо-востоке Чада, в Африке. Путешествие было запланировано на ноябрь 2010 года. Я согласился без малейших колебаний.

Марк нашел пустыню Эннеди, внимательно изучив фотографии со спутника. В предыдущей экспедиции в Камерун он искал возможности восхождения в Чаде, который граничит с Камеруном на северо-востоке. Гражданская война в Судане спровоцировала кризис беженцев в Чаде, сделав ее негостеприимной страной для жителей Запада, но Марк любит подобные испытания. Он знал, что экспедиции уже проводились в горах Тибести, рядом с северной границей Чада, но более отдаленная Эннеди выглядела нетронутой альпинистами. Фотографии со спутника дали понять, что скальные массивы здесь впечатляющие.