Через несколько минут маркиз крикнул ей по-арабски, что хочет прогуляться по окрестностям.

— Я хочу размять ноги после того, как столько времени провел в седле, — сказал он.

Медина подумала, что он выговаривает слова безукоризненно и, услышав его, никто не подумает, что в его жилах нет ни капли арабской крови.

Когда он присоединился к ней, под бурнусом у него была спрятана лопата.

Они прошли по неровному основанию того, что некогда было великой плотиной.

Потом поднялись выше, к тому месту, где стоял когда-то старый город.

Теперь там, где была древняя столица Сабеи, остались только обломки стен, полуразрушенные башни и кучи щебня.

В небе зажглись звезды. Вышла луна, и тени сделались четче. Лунный свет посеребрил всю округу, Медина уверенно повела маркиза туда, где ее отец вел раскопки в ту ночь, когда умер.

Было мучительно возвращаться на то место, где он упал и где она коснулась его уже бездыханного тела.

И все же в эту минуту Медина не сомневалась в том, что именно его дух подсказал ей способ спасти маркиза.

Они достигли развалин древнего храма.

Пол был усыпан обломками рухнувшей арки, разрушенных колонн и осколками черепицы.

В свете звезд на остатках постамента, где когда-то, по-видимому, стояла статуя, они увидели древние письмена.

Место, о котором говорил Медине отец, было совсем рядом.

Когда отец умер и Hyp унес его тело, Медина вернулась туда, где он копал, и засыпала яму.

Она понимала, что любой, узнав о его смерти, попытается выяснить, что он здесь искал.

Она без труда нашла то место, где земля была свежей.

Маркиз сбросил бурнус. Под ним оказалась шелковая рубашка, приличествующая его предполагаемому высокому положению.

Медина увидела, какой он широкоплечий и какие у него сильные мускулы.

Прежде чем указать маркизу, где рыть, она огляделась вокруг, чтобы убедиться, что за ними никто не подсматривает.

Она не заметила ничего подозрительного — только пугающе черные тени и яркий лунный свет окружали их.

— Здесь! — прошептала она.

Маркиз вонзил лопату в сухую землю.

Он был гораздо сильнее отца Медины, и яма росла на глазах.

За считанные минуты он углубился в землю больше чем на три фута.

Медина уже начала бояться, что сведения отца были ложными, как вдруг лопата маркиза звякнула обо что-то твердое.

Он лег на землю и пошарил рукой в яме.

Медина молилась про себя, чтобы это не был просто большой камень или плита фундамента.

Ей казалось, что прошла целая вечность, хотя маркиз рылся в песке всего несколько минут.

Потом он встал на колени, наклонился и вытащил из ямы что-то тяжелое.

Медина тихо вскрикнула от волнения.

В лунном свете она увидела потемневшую от времени статую, на первый взгляд сделанную из бронзы.

Она изображала женщину, держащую в одной руке ветвь ладанового дерева, а в другой — масляный светильник.

— Вы нашли ее! Нашли! — прошептала Медина.

Несколько мгновений маркиз в восхищении разглядывал статую, а потом отдал ее Медине.

Затем он снова пошарил в яме, а когда выпрямился, в руке у него было ожерелье.

Ожерелье тоже было темным от времени, но Медина не сомневалась, что оно золотое.

Оно мало чем отличалось от ожерелий Селима, только было сработано гораздо искуснее.

Маркиз еще раз сунул руку в яму и достал горсть древних монет.

Медина знала, что они помогут установить время, когда была зарыта статуя.

— Кажется, все, — пробормотал маркиз»— И, по-моему, задерживаться здесь надолго не стоит.

— Да, конечно, — ответила Медина шепотом. — Только сначала засыпьте яму.

Маркиз быстро забросал яму землей и присыпал сверху каменными обломками, чтобы было меньше заметно, что здесь недавно копали.

Потом он с улыбкой сказал Медине:

— Придется нести нашу добычу так же, как лопату. Завернем статую в вашу рубашку или в мою?

Медина застыла. Она понимала, что настоящий араб предложил бы маркизу свою рубашку.

Она судорожно думала, как выкрутиться из этого положения, но маркиз, заметив ее колебания, лишь рассмеялся:

— Ладно. Это моя статуя, значит, я и должен обеспечить ей маскировку!

Он снял рубашку, которая, впрочем, была скорее похожа на платье, чем на рубашки, которые носят в Англии.

Медина увидела, какое у него гибкое и стройное тело без единой унции жира.

Она смущалась, но не смогла отвести от него взгляда.

На маркизе были длинные шаровары, а выше пояса кожа его была очень белой, совсем не арабской, и Медина, испугавшись, торопливо воскликнула:

— Наденьте бурнус! Любой, кто вас увидит, вмиг поймет, что вы европеец!

Маркиз был удивлен волнением, прозвучавшим в голосе Али, но повиновался.

После этого он опустился на колени и принялся заворачивать статую, ожерелье и монеты в свою рубашку.

— Возьмите это пока себе, а я отнесу на место лопату, — сказал он.

— Да, здесь ее оставлять нельзя, — кивнула Медина.

Статуя была не больше двух футов высотой, но довольно тяжелая.

Сунув узел под бурнус, Медина подумала, что ей придется нести его обеими руками.

Маркиз в свою очередь спрятал под одежду лопату.

— Мы должны вернуться обычным прогулочным шагом, — сказал он. — Наша спешка или чересчур возбужденный вид могут пробудить ото сна призраков, которые, вероятно, еще обитают в развалинах города!

Медина со страхом подумала, что скорее есть опасность привлечь внимание враждебно настроенных живых горожан.

Когда они шли сюда, дорога показалась им совсем короткой.

Но теперь, на обратном пути, у Медины было такое чувство, что прошел не один час, прежде чем они снова очутились у палаток, стоящих на вершине холма.

Она не сомневалась, что погонщики наблюдают за ними.

Но Медина не могла отделаться от страха, что были и другие, менее безобидные свидетели их «прогулки», о которых они не подозревали.

Наконец, когда руки Медины уже затекли, от тяжести и она испугалась, что вот-вот уронит статую, они подошли к палатке маркиза.

— Идите внутрь, Али, — сказал маркиз. — А я велю Нуру принести шербета. Предполагается, что после такой прогулки люди должны испытывать жажду.

Медина ничего не сказала.