– И что? Отправили? – Ванечка поперхнулся чаем.

– Ну конечно!

– Ах ты ж мой черт в юбке! Соболезнования супруге! У меня есть повод для ревности?

Фира покосилась на свой живот.

– Пока точно нет. Но кекуок придется освоить.

– Станцую, когда родишь!

Уточкин ошибся на каких-то пару месяцев. Подготовка к полету затягивалась. Лидочка вернулась после каникул в Мариинскую гимназию, Нестор читал по складам, Анечка лепетала без умолку.

Второго октября нарядные дети, Ирина Михайловна, Нюся в новом платье, Ривка – все на подводе Гедали, куда Ванечка нагрузил еще своих бряцающих железом саквояжей, прибыли на историческое событие.

Шар поднимался в воздух. Зрителей было немного – официальный рекорд с подъемом на тысячу двести метров Уточкин совершит ровно через год, а пока они с Беззубом внедрят и испробуют все Ванины «хитрушки».

Кроме того, чтоб дать денег на покупку шара, Ваня придумал, изготовил и установил множество всяких мелочей. Система связи с землей зависела от высоты полета. Для малых высот был нахально уперт с портового буксира капитанский рупор, для больших высот – предусмотрены специальные капсулы для сброса записок и различной формы свинцовые грузила. Рыбаки, узнав для кого и зачем, с готовностью жертвовали любые ценные экземпляры, приглянувшиеся Ване. Позже, к следующему году и полетам в Египте, Ваня дополнит их маленькими зонтиками-парашютиками, позаимствовав идею у Леонардо да Винчи, а потом снова доработает – раскрасит в яркие цвета, поняв, что найти в траве или песке записку, сброшенную с большой высоты, будет крайне затруднительно. Добавив ярких шелковых лент каждому зонтику-парашюту, Ваня доведет эту систему связи до совершенства… Также были добавлены несколько небольших якорей взамен одного большого и указатель направления ветра.

Корзину шара украшали специальной формы мешки для балласта. В классической версии это был морской песок в обычных мешках. Ваня придумал систему креплений, в которой вместо обычного сбрасывания (а вдруг упадет зрителям на голову?) содержимое быстро и безопасно высыпалось струей.

Дети и дамы пищали и хлопали в ладоши от восторга.

Уточкин спустится к зрителям, пожмет руку Ивану и сделает памятное фото – Нюся притащит с собой фотографа, чтобы исторический момент и сопричастность к нему сохранились для потомков.

Через год, к официальному рекорду Уточкина – подъему на 1200 метров и поездке в Египет, – Беззуб дополнит корзину четырьмя ножами специальной формы, предтечу нынешних стропорезов, по одному на каждую сторону, чтоб были всегда под рукой и не было нужды судорожно искать их в минуту опасности.

Он не признается, что гениальная мысль посетила его во время аварии:

«Трех одесских аэронавтов, поднявшихся на воздушном шаре аэроклуба, сильным ветром унесло в море» – напишет 22 июля 1908 года газета «Русское слово».

Голубь, пущенный с мыса Тарханкут, прилетел через семнадцать часов с известием, что воздухоплаватели спасены от гибели пароходом «Восточная Звезда». Ваня даст десять рублей вахтенному матросику, заметившему их, и столько же корреспонденту, чтобы в заметке обошлись без фамилий. Тогда они решили сделать марш-бросок и из-за шквала не успели срезать балласт. Ирочке он скажет, что был срочный вызов из-за аварии поезда в районе Балты.

Уточкин отказался только от Ваниного высотомера из-за несовершенства конструкции и модели воздушного гальюна.

– Дети! – торжественно произнесла Нюся после фотосъемки. – Дети! Гордитесь! Вы только что прикоснулись к мировой истории и к живой легенде! Вы должны запомнить это на всю жизнь! Это большое счастье.

Уточкин обнял Ивана: – Гордитесь лучше вашим папой – если бы у меня был такой отец, я был бы первым авиатором в мире, а не в Одессе. Вот кто гений, а я просто везунчик, что он меня нашел.

Слухи в Одессе распространяются быстрее августовского суховея. Ване через неделю предложили повышение по службе, а Фире доставили для него письмо от одесского барона Ксидасиса, который любезно приглашал его на встречу и просил платной консультации по вопросам воздухоплавания.

Главный дорожный инженер Беззуб оправдает доверие. Помимо отлаженной системы ремонтов и профилактики, он, как и в аэронавтике, завалит начальство идеями, моделями и чертежами – Ваня попытается усовершенствовать или переделать буквально все: механизм открывания створок топки, форму лопаты для угля, место для кипячения чая для машиниста и кочегаров, форму фонаря обходчика, масленку машиниста, систему смазки шатунов… Многое найдет применение, пусть не массово, но в пределах одного депо – точно. Новинки принимались машинным людом с благодарностью, а кое-что было принято и на высоком уровне – предложение заменить заглушки на магистралях аварийными пружинными клапанами снизило травматизм и аварийность, установка обтекателей (вот тут пригодились детские расчеты сопротивления воздуха при полете пули), система набора воды в бак паровоза и лоток для подачи угля с тендера к топке долгое время были сенсационными и подавались начальством на всех совещаниях как некий козырный туз в достижениях вверенного хозяйства, правда, без указания авторства.

Быт был обеспечен. Воздушное хобби супруга – принято на ура. Фира – счастлива. Так легко она еще не носила.

Вот уже установили огромную елку и развесили мишуру и золотые орешки, вот святой Николай принес отличнице Лидочке сказочное царское платье, а Нестору собственный набор инструментов. Анечка щебетала над французской куклой с нее ростом… А ребеночек все не торопился с появлением. Фира перехаживала уже две недели.

Ваня целовал ее огромный живот: неужто рождество на Рождество?

Фира проснулась…

– Начинается. Ванечка, Ванечка, родной, я сама, сама… Четвертый ребеночек, я знаю все. Водичку вскипяти…

Самой не получилось…

Фира, его маленькая Фира разорвала от боли своими ручонками льняную простыню.

– Я за Лёлькой!

– Нет! Не зови эту бесноватую! Она меня ненавидит! Нет! Нет!

Ванечка орал вместе с Фирой:

– Ирочка… Ирочка… ручка оттуда выпала…

Ирочка потеряла сознание. Ванечка вылетел на галерею, промчался босым по снегу и хлопнулся на колени перед Лёлькиной дверью.

– Я не баба, я – акушер, не ссы. Какая ручка? Спокойно. Дите боком выходит…

…Не дергайся, сука, если хочешь, чтобы твое отродье выжило. – Елена облила водкой руку и засунула ее в промежность Фиры. – Ша, шикса, не ори, у тебя еще вторая зайдет и спрячется.

Если бы Фира открыла глаза, то увидела бы, как изменилось лицо Елены. Вместо вечного презрения – закушенная губа, лоб в испарине и одержимость пополам со страхом в глазах. Это был второй случай в ее практике. Первый – в ее приезд домой на летних каникулах. Она помогала соседке, помня картинку в медицинской книжке. Тогда ей было семнадцать, и она не успела – ребенок не выжил. Лена еще полгода в каждом сне повторяла, как ритуальные индийские мудры, все движения родовспоможения по методу Морисо-Левре.