к себе стул и, взяв из её рук поднос с коньяком и кофе, поставил перед собой. – Эх, к чёрту всё, поедем на недельку в Грецию, меня давно друг зовёт в Салоники.

– С вами, Борис Германович, хоть куда, – сладко улыбнулась Маша, – но только вы забыли, что десятого у нас подписание контракта с немцами, – она нежно улыбнулась ему и, подавшись вперёд за чашкой кофе, не забыла уловить его взгляд, блуждающий в глубоком вырезе блузы.

– Всё из головы вылетело, чёрт побери, как они меня все достали, проклятые рэкетиры и зачем я только влез в долг к этому Раскину, только деньги, деньги. Всё высасывают до последнего, а у меня… сама понимаешь, тебе ли не знать, сколько сейчас навалилось проблем.

– Борис Германович, всё будет хорошо, вчера я говорила с Антоном Александровичем, он обещал снизить проценты по вычетам за участие в доле нашей прибыли. Я думаю это более обнадёживающий вариант, вы можете обсудить проценты, и суммы перестанут быть столь астрономическими.

– Я всё понимаю детка, но почему я должен платить им, они, что ли трудились, не покладая рук, когда я ставил на ноги эту компанию, как всё это мерзко… что я не могу отказать им…

– Борис Германович, а почему нам не направить основную прибыль в офшор, я знаю, что на Каймановых островах, самая успешная зона для инвестирования средств. Благодаря налоговым льготам они стали крупным международным банковским центром.

– Моё золотце, ты забыла, что они присылают к нам своего финансиста в конце каждого квартала, но твоя мысль интересна. – Казалось, Журавлев немного оттаял, так как в его голосе появилась тёплая благодарность. Он допил остатки коньяка и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. – Созвонись с Ивановым, что он порекомендует, пригласи его сегодня на ужин в семь вечера в ресторан на набережной.

– Я поняла, «Золотое руно»?

– Ага, – Журавлев, встрепенувшись, встал из-за стола и в упор, посмотрев на Машу, произнёс: – Я надеюсь, детка, что ты не подведёшь, у тебя умная головка, и она всегда выручала меня, поэтому и доверяю тебе, но… хотя это уже не имеет значения.

Маша согласно кивнула, понимая, чего её босс всерьёз опасается. Через несколько минут она уже договаривалась о встрече с Ивановым, руководителем коммерческого банка, с которым сотрудничал Борис Германович. Журавлев, немного успокоенный, занялся проверкой отчётов, которые ему предоставил его заместитель Дмитрий Воля. Борис всегда улыбался, вспоминая его фамилию. Это кличка или действительно фамилия, прямо спросил он Дмитрия в день их знакомства, на что тот предложил показать паспорт, но Журавлев, рассмеявшись, покачал головой, и пробормотал что-то типа, верю.

Его мысли вдруг вернулись к тому дню, когда он впервые увидел ту девушку, о которой ему рассказывала Елена Демьянина, врач работавшая на Раскина. Она была немного усталой, но чертовски очаровательной, от неё пахло жасмином и… Борис поймал себя на мысли, что ему нравится думать о ней, о Наташе и перебирать в своей памяти, что ощутил, когда она коснулась его руки, приветствуя их семью, звук её бархатистого нежного голоса.

Он провёл рукой по волосам и содрогнулся, почувствовав влажные капли на лбу. Потом, отругав себя за безрассудные мысли, которые слишком часто стали посещать его в последнее время, закурил, и придя в себя, вернулся к работе.

Сегодня ему предстояло обо всём договориться с Ивановым, он пододвинул телефон и, набрав номер Воли, попросил, чтобы тот зашёл к нему. Нужно было многое обсудить и выбрать верную тактику. В случае провала, ни Раскин, ни Тэлль, ни о чем не должны догадаться. Он вызвал Машу снова и велел приготовить чай для него и Дмитрия Анатольевича.

– Ему без сахара, – добавил Журавлев и, повесив трубку, отодвинул от себя бумаги, понимая, что все мысли его заняты предстоящим ужином с Ивановым.

3

Она чувствовала непреодолимое желание войти в дом, где её жизнь чудом висела на волоске и чуть не оборвалась. Удивлялась сама себе, ведь несколько часов назад она и думать боялась, чтобы переступить порог адского места. Родной дом давно стал чужим, но почему-то сейчас её тянуло туда. Ноги словно шли сами, наперекор протестам души, которые кричали внутри.

Тебе всё это не нужно, увиденное снова принесёт боль, и поутихшие ночные кошмары вернутся, окутают кровавым маревом Зловещий лабиринт вырастающий, словно по мановению волшебной палочки злого волшебника снова захочет проглотить твою душу.

Наташа подошла к подъезду своего дома и была рада, что никого из знакомых не встретила, ей не нужны были расспросы и тем более жалость. Она была уверенна, что все знали о том, что происходило в злосчастной квартире, но никто и пальцем не захотел пошевелить. Как же могут быть равнодушны люди, подумала она и тут же рассмеялась в голос. Смех так же резко оборвался, как и начался, Наташа заплакала и почувствовала, как слёзы обожгли лицо. Как бы поступила она? Она ведь тоже же ничего бы ни сделала, если бы узнала о проблемах какой-то там девчонки. Все так живут, никто не хочет вмешиваться в чужие проблемы, всем дорого собственное спокойствие. Так что же теперь винить их, если она сама такая.

Наташа вытерла большими пальцами рук тёмные ручейки слёз. Они смешались с тушью, ей не было дела до того, как она сейчас выглядит. Счастливые дни словно стёрлись из памяти, оставив место ужасным воспоминаниям о проведённом здесь времени, когда она уже не верила, что сможет остаться в живых. Дверь оказалась заперта, и Наташа знала, что она в любом случае не вошла бы туда. Столкнуться с призраком кошмара прошлого не хотелось опять.

Она провела рукой по обивке двери, местами потрескавшейся, из которой вылезли куски поролона. Почему всё перевернулось, почему, спрашивала она себя. Мама, если бы ты знала, что здесь происходит, где же ты, мамочка… Ещё немного и Наташа бы сломилась и, застонав на весь подъезд, упала возле двери, но её привёл в чувство стук входной двери подъезда.

– Наташа, – окликнул её незнакомый голос. Она прижалась к стене и замерла, словно ящерица на камнях. – У вас всё в порядке? – повторил мужчина, и Наташа, услышав шаги, отступила назад. Это был Философ, который остался на улице и незаметно шёл за девушкой, что та даже не увидела его.

– Вы напугали меня, – ответила она и, выпрямившись, в упор глянула на него. Руки дрожали, и Наташа ничего не могла поделать с этим. Её буквально трясло и, видя состояние девушки, Философ остановился в нерешительности.

– Может, позвонить Антону Александровичу? – он протянул к ней руку, но Наташа, покачав головой, отступила назад. Почему-то она почувствовала к этому человеку недоверие, у него были холодные глаза убийцы. Он мог точно так же, как Валерка наброситься и скрутить её без всякого сожаления.

– Лучше пойдём, – более спокойно сказала она, пытаясь унять предательскую дрожь, – мне не хорошо, но это пройдёт.

– Может быть, вы хотели, придя сюда получить ответы на вопросы? – спросил он докторским тоном. – Не только преступников тянет на место преступления.

– А что вам известно, что произошло здесь? – с какой-то горькой иронией спросила Наташа Философа, на что тот, покачав головой, добавил.

– Это написано у вас на лице, хотя, что скрывать, я кое о чём слышал, но совсем немного.

– И о чём же? – она быстро спустилась к нему и, заглянув в неподвижные глаза, пыталась разглядеть там сочувствие и понимание, но не нашла.

– Мне известно только, что вас держали заложницей, а что было в действительности, можно только предполагать.

– Да уж, – протянула она, поворачиваясь к нему спиной, – понятно, откуда у вас это прозвище, Философ.

Наташа начала спускаться вниз, Философ, улыбнувшись краем рта, последовал за ней. Ему было известно обо всём, ведь он лично участвовал в допросе Кляпина Валерки и знал все подробности тех дней, которые стали роковыми в жизни Натальи. Ему ни о чём