После полудня следующего дня показались окрестности самого прекрасного города на земле. Могущественный Осирис Первый, Рамзес Второй построили Пи-Рамзес к востоку от древнего Авариса, где ветхие лачуги бедноты пьяно кренились друг к другу, вокруг храма Сета, тотема Рамзеса, и приветствовали путешественников из Она клубами пыли, шумом и грязью. Я никогда еще не видела такой нищеты. Я хотела отвернуться, но, прежде чем я смогла оторвать взгляд, в поле моего зрения попала груда каменных развалин. Позже я узнала, что это были остатки древнего города, название которого затерялось в веках. Караван торговых барж заслонил мне вид, их команды обменялись с нашими несколькими грубыми выпадами, и те были вынуждены лавировать к берегу, чтобы уступить нам дорогу. В самом деле, реку заполонили суда всех видов, каждое стремилось занять поскорее любой участок открытого водного пространства, и воздух наполняла брань. Когда движение стало слабее, развалины уже остались позади, а их место занял широкий канал, который построил Рамзес, окружив им свой город-дворец. Чтобы войти в канал, нам пришлось ждать, потому что место входа перегородило судно; после долгах криков и препирательств нам наконец освободили фарватер. Нас начало сносить вправо.

Ну а мое недовольство сменилось благоговением. Слева от нас беспорядочно громоздилось огромное количество складов, мастерских, зернохранилищ и амбаров, там кипела бойкая и оживленная жизнь. Канал расширялся в громадный бассейн, по краю которого тянулись причалы. Там грузили и разгружали всевозможные товары. Повсюду бегали дети, маленькие и голые полудикие создания, которые носились, как крысы, по тюкам с товаром и перекрикивались пронзительными голосами.

За всем этим город являл свой иной образ. Парки и фруктовые сады окружали белые дома мелкой знати и чиновников, купцов и иноземных торговцев. Их окутывала утонченная атмосфера скромного достатка.

Через некоторое время бассейн снова сужался. И на этот раз его охраняли вооруженные солдаты в легких лодочках-скифах.[42]Посмотрев вперед, я увидела, как капитан ладьи Мастера дает отзыв на пароль, чтобы пройти в следующий канал. Скифы посторонились, и мы проскользнули сквозь узкий канал в озеро Резиденции, собственное владение фараона. Увидеть можно было не много. Южная стена дворца была слишком высокой, за ней ничего не было видно, казалось, что она тянется бесконечно; наконец, далеко впереди, она изгибалась, и за ней начинались безупречно ухоженные сады. Здесь был ослепляющий великолепием мраморный причал, у которого покачивалось несколько больших судов. Золото и серебро сверкали на их бортах, мачтах, на изящно инкрустированных каютах, и на каждой мачте развевался бело-синий флаг — знак царского дома. Это были личные суда фараона. Увидев флаг над судном Гуи, наводнившая причал стража приветствовала нас, мы прошли мимо, и снова перед нами потянулась стена.

Когда она закончилась, опять показались поместья, но эти были совсем другие. Дворцов не было видно за высокими стенами. Ветви деревьев из-за стен склонялись к воде, и верхушки горделивых пальм пронзали небо. Причал был весь из мрамора, он переходил в широкие вымощенные дворы, за ними просматривались украшенные пилонами ворота, которые, без сомнения, хорошо охранялись. Здесь жила элита, весь цвет египетского общества — визири, казначеи, сановники и государственные чиновники, верховные жрецы и потомственная знать. «Эти люди знакомы с фараоном, — помнится, думала я, когда ладья Гуи ткнулась носом в берег. — Я увижу людей, которые говорят с самим Гором Золотым».

Слуги бросились через мощеный двор к причалу, чтобы закрепить ладью Гуи и принять сходни. Вслед за ними из тени пилона выступил огромный человек и остановился на верхней ступеньке лестницы. Мне следовало сказать не выступил, а выплыл, потому что двигался он с большим достоинством, медленно, но очень грациозно. Все в нем было округлым, от тугих плеч, схваченных серебряными обручами, до крепкой талии и ахилловых сухожилий. Его голый череп сиял. Одна висячая серьга болталась у крепкой шеи. Толстые губы были окрашены оранжевой хной, холодные глаза, подведенные черной краской, сверкали, когда он быстро оглядывал суету на причале. Он что-то отрывисто сказал, и мои товарищи, которые давились и расталкивали друг друга, чтобы первыми шагнуть на сходни, подались назад.

Гуи вышел из каюты своей ладьи. Как всегда на публике, его тело полностью скрывал белый покров. Прошагав по сходням и сойдя на причал, великан ему коротко поклонился; потом они вместе прошли через двор к невысокому пилону и исчезли из виду. Следом на берег сошел Кенна, за ним еще несколько слуг, а потом устремился поток со второй ладьи. Толпа вынесла меня на горячие камни мостовой и протащила через вход. Мои друзья по путешествию быстро разбежались, очевидно радуясь возвращению домой, и я осталась одна.

За моей спиной, на причале, все еще кипела работа. Разгружали ладьи. Я стояла в своем грязном, теперь превратившемся в лохмотья платье и чувствовала себя потерянной и никому не нужной. От того места, где я остановилась, бежали две дорожки. Одна уводила вправо, ныряя под деревом у стены, что виднелась сквозь листву. Я предположила, что она ведет в помещения для слуг, потому что люди уходили по ней. Другая шла прямо. Все вокруг было густо засажено кустарниками и пальмами, за которыми ничего не было видно. Рядом с дорожкой аккуратно разбиты цветочные клумбы. Сначала мне казалось, что безопаснее пойти за теми, кого я уже знала, но потом я передумала и решила, что раз мне никто не сказал, куда я должна идти, значит, пойду, куда мне вздумается.

Я отправилась по дорожке, которая вела прямо, и вскоре пришла к открытой площадке; там стояли скамейки и бил фонтан, струи волы с плеском падали в большой круглый бассейн. Теперь дорожка расходилась влево и вправо, и с обеих сторон была колючая живая изгородь. Я несмело заглянула за нее и увидела пруд. На его спокойной глади покачивались лотосы, а у самого берега лежала тень от старого сикомора. Другая изгородь окружала еще один водоем, который, вероятно, служил плавательным бассейном, потому что рядом с ним виднелась маленькая кабинка для переодевания и на каменном бортике кто-то оставил льняную тунику и пустую чашку. Обойдя фонтан, я продолжила путь. Дорожка привела меня к скромному месту поклонения с каменной плитой для жертвоприношений, вогнутой с одного конца, и изящной статуей Тота с головой ибиса, который смотрел на меня маленьким нарисованным черным глазом. Проходя мимо, я поклонилась ему.

Потом деревья расступились, и я оказалась у ворот, которые вели в широкий, мощеный внутренний двор. Прямо перед собой я увидела дом, колонны у входа были белые, великолепно украшенные изображениями диковинных птиц и до самой крыши увитые побегами винограда. За множеством деревьев, обступивших дом, виднелся кусок высокой и неприступной окружающей поместье стены. В стене справа была двустворчатая дверь, что, должно быть, тоже вела на территорию слуг — кухни и зернохранилища, вероятно, и, возможно, конюшни, хотя не думаю, что Гуи нравилось ездить в колеснице. Я вновь заколебалась. Следовало ли мне пойти в холл и напомнить о своем присутствии? Мне было видно стражника или, возможно, привратника, сидевшего на скамеечке под одной из колонн. Какое-то мгновение я забавлялась мыслью отправиться обратно домой и покончить со всем этим позором. Как мог Гуи забыть обо мне, после наших важных разговоров? Ну по крайней мере они были важными для меня.