— А спросить нельзя? Этот Леонид Эдуардович выдал мне свой телефон и предложил звонить в любое время и по любому поводу. Вот я и нашел такой повод, а? Или рано?

— Не торопись, Саня. И не забывай, что он, конечно, может дать тебе какую-то информацию, но обязательно в обмен на другую. И как бы это ни показалось тебе слишком обременительным, а отступления уже не будет. Понимаешь меня?

— Ты мудр, аки змей, Костя. Я восхищен тобой. Но, продавая мою душу соседям, ты наверняка что-то имел в виду. Не так?

— Я полагал, что ты умный человек. И психолог неплохой. Так вот ответь мне, что лучше: когда делают вид, что тебе помогают, или когда постоянно вставляют палки в колеса?

— Лучше, когда помогают, а не делают вид.

— Это в идеале. И так не бывает в наших службах. А сообщать им ты всегда можешь лишь то, что считаешь нужным. Впрочем, тебе скоро будет не до того. Я разговаривал с известной тебе госпожой Джеми Эванс, не забыл ее?

— Ну, Костя! — восхитился Турецкий. — Когда ты все поспеваешь?

Еще бы, как мог он забыть министра юстиции и одновременно генпрокурора США! Эту совершенно удивительную пожилую женщину, которая с легким ностальгическим вздохом передавала сердечный привет «мистеру Костье»! Ох, старый греховодник! Совсем недавно это было, в позапрошлом году…

— И о чем, если не тайна, был разговор?

— Разговор-то? — почесал переносицу Костя. — Она кое-что мне сообщила, а после сказала и про Питера. Что будет здесь. Что сам все объяснит. Единственное, что мне удалось из нее вытянуть, так это фразу о преступлении века. Смысл был таков, что оно уже совершено, это преступление, и только в наших совместных силах остановить возможные весьма неприятные последствия. Думаю, что этим она мне и так уже немало сказала.

— Значит, ты вешаешь мне на шею еще большую тухлятину, чем та, которую я заимел с подачи того твоего генерала? Разве это по-товарищески, Костя?

— Не знаю. Я, например, был бы просто счастлив расследовать преступление века. Но это — я. Вы — молодые, у вас свои интересы и взгляды на мир. И я вас, ребята, иногда просто не понимаю…

Костя обиделся. Он, вероятно, думал, что Турецкий немедленно станет плясать от радости от того доверия, которое ему оказано. А он не пляшет. Чешет затылок, крутит носом, словно и в самом деле уже почувствовал запах тухлятины.

— Ладно, — сказал Александр Борисович, поднимаясь. — Не могу сказать, что ты меня уговорил. В любом случае придется давать руководящее указание. Скажи хоть, мне что же, только под бравыми ребятками теперь и работать, или будет возможность опереться на своих? Славку подключить?

— Все после беседы с Питером. Он прилетает завтра.

Сережа Карамышев был весьма приятным молодым человеком, весной окончившим юрфак МГУ и замеченным самим Меркуловым. Константин Дмитриевич, собственно, и привел его в Генеральную прокуратуру, заботясь о толковых кадрах в Следственном управлении, пока не обремененных дурными — разумеется, с точки зрения заместителя генпрокурора — привычками. А еще он Косте чем-то напоминал молодого Турецкого — тоже высокий, светловолосый, спортивный и, главное, целеустремленный, а следовательно, до поры до времени избавленный от Саниного нигилизма. На кафедрах уголовного права, криминалистики и криминологии Сергея характеризовали как человека серьезного и, что было Косте особо важно, не бабника. Словом, по мнению Меркулова, которое он, естественно, довел до Турецкого, молодой досрочно аттестованный следователь состоял из сплошных плюсов.

— Посмотрим, как вы умеете играть в шашки, — сказал слегка уязвленный Александр Борисович, но зеленого следователя принял. И тут же загрузил, насколько это было возможно. Карамышев старался, надо было отдать ему должное.

Вот и теперь, вернувшись от Меркулова, Турецкий пригласил к себе «свою юную копию», чтобы выяснить, что сумел наработать юный следопыт по «тухляку» с Новой Басманной. Александр Борисович был абсолютно убежден, что это дело совершенно не обязательно следовало вешать на Генеральную прокуратуру. Это в прежние времена, когда убийства, как таковые, еще не стали обычным явлением в нашей действительности, каждое из них рассматривалось как чрезвычайное событие, бралось чуть ли не на контроль ЦК партии, а на его раскрытие бросались все силы правоохранительных органов. Сегодня же… Ах, да что там говорить, если ежедневная демонстрация трупов по телевидению никакого содрогания у населения давно уже не вызывает. Разве что — любопытство…

Но тем не менее благодаря активности какого-то Костиного бывшего приятеля пришлось напялить и этот хомут на себя. Пришлось принять это дело к своему производству. Слава богу, оказалась под рукой шея помоложе да повыносливее.

— Давай, что у тебя? — сказал Турецкий, с сомнением поглядывая на разбухающий том дела: это ж сколько парень накопать-то успел!

— Согласно вашему указанию, Александр Борисович, — начал следователь, — я допросил практически всех сотрудников лаборатории лекарственного дизайна, включая самого профессора Дегтярева. Как вы помните, их уже однажды основательно помотали следователь и оперативники из межрайонной прокуратуры и милиции. Говорят: все, больше ничего нового не вспомним, поднимите старые материалы. Но все же удалось установить с достаточной определенностью, так сказать, номенклатуру их исследований. Этот чудак-профессор сперва горячился: «Это государственная тайна! Не имею права разглашать!» — и прочее. Но я ему доходчиво постарался объяснить, что тайной его работа, может, и была, пока не украли у них все результаты. А нам теперь, чтоб найти похищенное, надо хотя бы знать твердо, что искать. Кажется, он понял. Словом, я тут подготовил целый список — по файлам. Кое-что они у себя, конечно, дублировали, потом, надо же учитывать и возраст исследователей — народ там есть и пожилой, который к компьютеру относится с недоверием, лучше, как говорится, в собственной тетрадке держать — по принципу: самые бледные чернила лучше самой твердой памяти. В общем, если кратко, что-то они восстановили, собрали, и жизнь там продолжается.

— Это — одна сторона вопроса, — строго заметил Турецкий. — Но я, если ты помнишь, ставил проблему несколько в ином плане…

— Я не забыл. Но мой вопрос: кому эти исследования интересны? — вызвал у профессора непонимание. Он-то ведь считает, что его исследования — это и есть самый главный пуп земли.

— Стоимость, возможный покупатель? — раздражаясь, перебил Турецкий. — Нам же надо знать, где искать концы!

— Профессор Дегтярев назвал ряд западных фармацевтических фирм, которые могли быть кровно заинтересованы в получении этой информации. Список наличествует тут, — Карамышев ткнул пальцем в картонный переплет папки. — Но он такой огромный, что я просто не знаю, что мы с ним будем делать дальше. К каждому ведь не придешь с вопросом: «Скажите, вам панацею от СПИДа еще не предлагали?» Или там от рака.

— К каждому — нет. Но если информация, как утверждает твой профессор, бесценна, значит, стоимость ее, например в долларах, можно условно определить. И если она зашкалит пределы разумного, следовательно, и покупатель должен соответствовать. А таких покупателей, как мне подсказывает интуиция, может оказаться совсем немного. Два-три, и вряд ли больше. И еще, Сергей, обрати внимание на тот факт, что исследования далеко не закончены. Отсюда вывод: покупатель, скажем так, баснословно стоящей идеи должен иметь свой собственный медицинский центр, для того чтобы суметь эти самые исследования завершить. Вот и прикинь, кто на подобное способен. А когда у нас будут все данные на покупателей, мы легко отыщем искомого. Ну… не очень легко, однако отыщем. Поэтому работай в этом направлении. Дальше.