У Полины была дурацкая привычка копировать собеседника, его интонации, она делала это непроизвольно, но очень раздражалась, когда ловила себя на этом. Сейчас ей показалось, что, рассыпаясь в благодарностях и комплиментах, у нее появился Верин умильный говорок.

– Миссис Штаттенхаммер… – Полина застряла, не зная, как перейти к главному, плюнув, решила напрямик. – А кто тут жил до меня?

В трубке возникла гудящая тишина.

– А что? – осторожно произнесла Вера.

– Я тут фотографию нашла просто, вот, думаю…

Вера молчала.

– Мне кажется, мы с ней учились вместе в…

– Мисс Рыжик… – перебила ее Вера, потом что-то проговорила в сторону, Полина прислушалась, но ничего не поняла. – Ну вот… Я очень рада, что вам нравится. Очень! Тут ко мне пришли, вы меня извините великодушно… Кстати, у нас через полчаса Библейские чтения, это в соборе, вы найдете… Каждый вечер в пять, кроме воскресенья и среды. И не забудьте – послезавтра возвращается мистер Галль, я вас на десять утра записала.

Полина положила трубку и вспомнила, как Саймон кричал ей: «На блесну хотела? На блесну?» Вспомнился его резкий голос, надутая вена на лбу: «Неужели тебе могло прийти в голову, что я на тебе женюсь?!»

– Господи, стыдно-то как… – пробормотала она и быстро заходила по комнате, ежась, словно от холода. Она никогда, никогда не станет звонить ему. – Запомни, дура, – никогда!

В пятницу Полина сидела в приемной директора школы, из-за дверей не доносилось ни звука. Дверь своей дубовой внушительностью, тусклым сиянием бронзы ручек пугала Полину, неистребимый школьный запашок – смесь пыли, мела, мокрой доски и детского пота – будил в памяти ощущения несправедливости, ханжества, унижения. Ее подташнивало, от волнения в животе урчало, и от этого она волновалась еще больше. Улыбчивая Вера принесла кофе; допивая вторую чашку, Полина вдруг испугалась, что во время встречи ей захочется в туалет. Она отставила чашку, в животе снова заурчало, Полина прокашлялась, заглушая звук. Стрелка доползла до десяти, замерла на миг и поползла дальше.

Утро не задалось с самого начала: она проснулась в шесть, попыталась заснуть снова, около семи сдалась и побрела в ванную. Невыспавшаяся и злая, распахнула встроенный шкаф – три платья одиноко свисали с вешалки. Полина опустила руки.

Как же она не догадалась купить больше тряпок в Нью-Йорке? Здесь она не видела ни одного магазина – где они вообще покупают тряпки в этом захолустье? Выписывают по каталогу «Альманах фермера»? Шьют по парижским выкройкам у данцигских модисток?

Остановилась на узком черном платье, вполне консервативном. Чуть выше колена. Смущала открытая грудь – на Манхэттене такой вырез выглядел почти монашеским, здесь… Полина решила не рисковать, повязала на шее воздушную тряпицу акварельных тонов. Шарф оживил, Полина влезла в туфли, довольная покрутилась перед длинным зеркалом на дверце шкафа – левый профиль, правый профиль, плоский живот. Провела ладонями по упругой груди, по талии, бедрам. Перешла к макияжу.

Помада не понравилась, слишком вульгарно, она салфеткой вытерла пухлые губы, сложила уточкой, чмокнула. Мазнула бесцветным блеском – так лучше.

Приблизила лицо к зеркалу и долго разглядывала. Для светло-русой блондинки у Полины были достаточно темные брови и ресницы, она чуть тронула глаза тушью. Серые, слегка раскосые, вкупе с высокими скулами, они выдавали славянскую кровь – что есть, то есть. Впрочем, именно это она и считала своей главной изюминкой.

Стрелка доползла до пятнадцати минут одиннадцатого, и тут дверь распахнулась. Полина вздрогнула, привстала. Из кабинета быстрым шагом вышел мужчина лет пятидесяти.

– Мисс Рыжик? – он протянул ей загорелую руку. – Извините, у нас с утра все наперекосяк.

Полина растерянно улыбнулась.

– Чтоб время не терять, может, по дороге переговорим? – Он продолжал крепко держать ее ладонь. – Заодно и окрестности Данцига посмотрите. Вы ведь только приехали?

Они спустились по широкой лестнице, он широко шагая, она мелко цокая шпильками по мрамору. В машине, включив зажигание, директор повернулся к ней:

– Забыл спросить: вы покойников не боитесь?

По дороге поговорить не удалось, директора постоянно вызывали по рации, похожей на полицейскую, он отвечал в микрофон на скрученном шнуре, который соединялся с допотопным приемником.

Полина искоса разглядывала его, на скуле заметила свежий бритвенный порез. Волосы светлые, для школьного директора, пожалуй, слишком длинные. Похож скорее на режиссера или модного писателя. Или какого-нибудь музыканта. Интересно, а он женат? Тайком покосилась – кольца нет. Тут же смутилась и отвернулась к окну.

Они неслись сквозь утренний Данциг, яркий и веселый, пестро-полосатый от длинных теней. Впрочем, городишко кончился, так и не успев начаться, непритязательные домишки сменились прозрачными садами, потом потекли желтые рощи и бурые холмы. Неожиданно блеснула ртутью полоска воды, дорога ухнула вниз, потом вверх, и они лихо выскочили на крутой берег озера.

Директор затормозил. Семеня ногами, сбежал вниз по косогору к воде. На полоске прибрежного песка сгрудились люди, полицейский в кавалерийских сапогах и светлой шляпе, заметив директора, быстро пошел навстречу. Толпа расступилась, и Полина увидела на берегу тело.

Она застыла, закрыв рот рукой. Директор подошел, склонился над трупом, что-то сказал полицейскому, указывая на шею и грудь. Полина перевела взгляд на воду, пронзительно-синее небо вверх тормашками глядело из озера, в приоткрытое окно откуда-то тянуло сладким дымком. Проворная муха влетела в салон, зажужжав, застучала по углам. Полина прихлопнула ее на коленке. Повисла тишина, остывающий мотор изредка цыкал, тихо и звонко, как кузнечик.

Полицейский и директор отошли в сторону. Полицейский, в тугих лаковых сапогах, в широкополой шляпе, был похож на упругий гриб, краснея лицом, он что-то доказывал, сжимал кулак и словно грозил кому-то. Директор, уперев подбородок в грудь, молча слушал, иногда кивал. Минут через десять он, бегом взобравшись по откосу, сел в машину, застыл, словно собираясь с мыслями. Полине показалось, что он даже не заметил ее, она смущенно прокашлялась. Директор повернулся к ней, хмурый и рассеянный.

– Да… – он потер переносицу, будто припоминая что-то. – Короче, в понедельник, восемь утра. Первый урок в восемь тридцать, я вас представлю классу, ну а дальше уж вы сами…

– Ну, мы ведь… вы ведь даже… – Полина запуталась. – Вы толком не знаете, кто я, что я могу, что знаю.

Директор усмехнулся:

– Вы – Полина Рыжик, у вас диплом Колумбийского университета, еще есть рекомендация из «Еврейского обозрения» от госпожи Кляйн. Вы отработали три месяца, вам предложили продлить контракт, но вы отказались…

Полина удивленно поглядела на директора:

– Откуда вам известно…