некоторых фильмах. Начинаю представлять себе, как его пытают водой, избивают до тех пор, пока он не признает свою вину – просто чтобы избавиться от боли. Чтобы полицейский мог заполучить своего обвиняемого, несмотря ни на что.

Вернувшись в свою машину, сижу в ней, как мне кажется, целый час. Не могу даже просто отъехать от тротуара, пока меня так мутит. Я не позавтракала, и от этого только хуже. Пустой желудок ноет и выворачивается наизнанку, пока я, вцепившись в руль, делаю глубокие вдохи через нос и рот, чтобы одолеть тошноту. Я не ожидала подобных последствий – так и не позволила своему разуму по-настоящему облечь происходящее в реальность. Но теперь, похоже, нужно начать готовить себя к тому, что Том все-таки вряд ли вернется домой.

Глава 24

Том

Сейчас

Сколько там этих предусмотренных законом часов еще осталось? Кажется, прошла целая вечность. Сосредотачиваюсь на подсчетах – итак, у них всего тридцать четыре часа, чтобы держать меня тут без предъявления обвинения. Они перевели меня в свой собственный отдел, чтобы повысить ставки – усилить давление на меня, чтоб я сломался и изобличил себя. Я не из тех, кто прекрасно чувствует себя в замкнутом пространстве, и эта новая камера восемь на восемь футов, хоть ничем и не заставленная, словно продолжает смыкаться вокруг меня – пространство уменьшается с каждой минутой. Скоро это будет похоже на пребывание в гробу. Хочется хотя бы глоток свежего воздуха вместо этой гоняемой по системе рециркуляции затхлой атмосферы, наполненной отчаянным дыханием томящихся здесь.

И если мне кажется, что тут плохо, то настоящую тюремную камеру и представить-то страшно. Совсем не хочу на собственном опыте узнать, на что это похоже.

– Ну давай же, Максвелл, займись делом! Вытащи меня отсюда! – бормочу я, расхаживая туда-сюда.

Успеваю сделать буквально три шага, прежде чем вынужден развернуться и двинуть обратно. После нескольких таких проходов начинает кружиться голова, так что плюхаюсь на жесткую железную койку. Что скажет Бет, если ей вдруг позвонят с работы? Они там наверняка удивлены, почему я до сих пор не вышел на связь, особенно Селия. Господи, надеюсь, что полиция еще не общалась с моими коллегами – мне это совсем ни к чему, все и без того выглядит достаточно паршиво. В горле встает комок. Нет, нет, все будет хорошо, не паникуй! Я здесь надолго не задержусь – нужно просто пересидеть эту ситуацию, сохраняя спокойствие. Скоро все закончится. Я вернусь домой к Бет и Поппи, и все это останется в далеком прошлом. Как кошмарный сон. Как свистнувшая у самого виска пуля. Но и как то, что мы сумели преодолеть. Бет любит меня. Это ничто не изменит.

Хотя мне все-таки придется дать кое-какие объяснения. И при этом крайне экономно расходовать правду – или же придумать какую-то совершенно отдельную версию. Такую, в которой никак не затрагивается тот факт, что я месяцами бессовестно врал ей. Все ведь шло хорошо – катилось ровно и гладко, словно по ровнейшему шоссе без единой колдобины. У нас у обоих было все, чего мы хотели. В чем нуждались.

А теперь, восстав из могилы, Кэти может все это испортить.

Глава 25

Бет

Сейчас

В кафе относительно тихо и спокойно, когда я наконец открываю дверь под вывеской «Поппиз плейс». Обратно я ехала медленно – на случай, если мое полуобморочное состояние вдруг помешает мне здраво оценить обстановку.

– Господи, Бет! – восклицает Люси, поднимая взгляд от дальнего столика, когда я вхожу. Оставляет все свои дела и бросается ко мне, обняв меня за плечи. – Садись скорей, ты просто ужасно выглядишь!

– Спасибо за заботу, – отзываюсь я, стараясь, чтобы это прозвучало шутливо. Позволяю ей подтащить себя к ближайшему столику и обессиленно падаю на деревянный стул. – Я просто не успела позавтракать.

Делаю глубокий вдох, ставлю локти на стол и опускаю голову на руки. Люси на миг исчезает и возвращается с большим пирожным и чашкой горячего шоколада.

– Вот, это поможет тебе поднять уровень сахара в крови, – произносит она уже со своим обычным выражением лица. – Должна заметить, что эти восхитительные мяконькие шоколадные брауни – фирменное блюдо талантливой хозяйки этого заведения!

Люси с улыбкой смотрит, как я откусываю кусочек.

– Да, я слышала, что она вроде неплохой кондитер, – говорю, пока плотный кусок брауни с натугой пролезает в горло. Поспешно запиваю его глотком горячего шоколада, не обращая внимания на жжение в глотке. – Спасибо. Что бы я без тебя делала?

Она пожимает плечами, кожа у нее на шее розовеет.

– Да справилась бы, Бет, – ты одна из самых целеустремленных женщин, которых я только встречала. Ты обошлась бы и в одиночку в случае чего.

– Ну что ж, спасибо за вотум доверия, Люси, хотя на самом деле ты мне очень нужна. И вообще-то сейчас даже больше, чем когда-либо.

– О боже… – Она понижает голос до шепота, широко раскрыв глаза и прижав руку к груди. – Ему предъявили обвинение?

– Нет, пока нет. Но у меня очень плохое предчувствие, Люси. Основная следственная группа недавно перевезла его в Лондон – у них еще есть время до субботнего вечера, чтобы продолжить допросы. Чтобы собрать доказательства.

Натужно сглатываю, делаю еще один глоток из чашки и оглядываюсь на немногих оставшихся посетителей. К счастью, они вроде не наблюдают за мной и не подслушивают наш разговор. Сегодня все лица мне знакомы, и это обнадеживает. По крайней мере, сейчас. Если Тому предъявят обвинение, то все здесь полетит к чертям – практически в этом не сомневаюсь.

– Думаешь, что все-таки найдутся какие-то доказательства, которые позволят предъявить обвинение? – спрашивает Люси.

Колеблюсь. Ну и как на это ответить? Вызывающе заявить, что искать нечего, поскольку Том стопроцентно невиновен? Или открыто признать, что Том солгал мне – что полиция наверняка нашла что-то во время обыска у нас дома, иначе им не удалось бы продлить срок содержания под стражей? В голове у меня натуральная каша.

– Честно говоря, не знаю, Люси, – говорю я, решив быть с ней откровенной. Мне нужно быть хоть с кем-нибудь откровенной, а выбор у меня не столь велик.

Некоторое время та молчит, глядя прямо перед собой – куда-то в окно и на то, что за ним. Интересно, о чем она думает? Наверное, о том, как это я могу сидеть здесь и говорить, что не уверена, считать ли собственного мужа виновным или нет. Это