Ещё когда я лежал на лапароскопии, мой хирург А. Е. предложил мне поучаствовать в исследовании: типа дают мне эту новейшую химию плюс потом имунностимулирующее – тоже новейшее и сильнейшее, уже испытывали его и всё такое, но надо ещё, потом фигак – и в продакшн. В исследование мало кого включают: молодых, здоровых, без отягчающих заболеваний и чтоб рак первый раз. Я подходил по всем параметрам. А. Е. сказал, что иммунотерапия эта очень поможет прийти в себя. Я согласился сразу. «Можете отказаться», – сказал он. Для вас, говорю, доктор, я что угодно сделаю – мне несложно, а вы меня лечите ж бесплатно. Подписал все бумаги. И стал ждать эту свою химию первую. Её назначили через неделю-две примерно. Химиотерапевт меня отправила ещё разок на КТ, теперь уже органов малого таза. Опять я слегка поволновался. Лаборатория долго тянула с описанием. Е. О. пообещала, что пойдёт сядет им на голову и с живых не слезет, пока результаты не выдадут. Ей это удалось, действительно. Про результаты я её спрашивать не стал, а она только сказала, что-де начинаем капаться в пятницу ближайшую.

В ночь перед первой капельницей я читал Чехова. Люблю Чехова, его тексты – мой стилистический камертон. Долго читал, понимая, что рано не засну, а вставать всё равно в семь, чтобы к девяти быть в больнице. Плюс нервничал, не зная, что меня там ожидает. И всё читал Чехова… как вдруг мне попалась строчка: «Штабс-капитан Полянский стал уверять Варю, что Пушкин в самом деле психолог, и в доказательство привёл два стиха из Лермонтова…» Это из рассказа «Учитель словесности», который я до того не читал почему-то. Но вот эта фраза про два стиха из Лермонтова – это была одна из любимых присказок моей мамы. И я как бы почувствовал, что она близко, тут, со мною. И заснул.

Честно говоря, не очень помню, как именно проходила первая химия. Вроде бы так: приехал я на «Каширскую», встретился на станции с тётей Леной, пришли в отделение, я сдал кровь, и нам велели ждать результатов анализа. Это тоже новость: что кровь сдавать и результатов ждать. Потом «приходите к одиннадцати». То есть ты ничего просчитать не можешь, ни сколько времени тебе тут, никакой логистики. Так бы я, может, за день раньше приехал бы… Пошли с тётей в кафе внизу. Хотел тётю Лену покормить завтраком – отказалась, говорит, не завтракаю. Безобразие, говорю. Тётя Лена всю жизнь такая Барби изящная. Теперь понятно почему. А у самого, кстати, аппетит разыгрался. Ну так посидели несколько часов, вернулись к одиннадцати. Химиотерапевт велела мне померить давление на посту у сестёр и взвеситься. Давление намерял 160 на 120. Так и сказал. От кофе, наверное. Не, ни фига, сказала химиотерапевт, надо сбивать, с таким «капаться» нельзя. Тут я запаниковал – у меня если давление такое дурное, то оно не падает вообще. Пока не успокоишься. А успокоиться трудно, потому что давление, – и лечение под угрозой, соответственно. Замкнутый круг, как, кстати, многое в моей жизни, отчего я нервный такой. Пососал капотен. Потом ещё. Потом Е. О. мне какую-то свою таблетку выдала. В итоге сбили мне это давление. Сел под капельницу часов в двенадцать. Спросил, сколько мне тут времени. Медсестра сказала, что вот «водная нагрузка» на полчаса, потом столько-то пакетов на полчаса, этот вот на два или полтора… Я обалдел: это ж сколько в общем-то? Ну часа четыре с половиной. Я, повторюсь, просто обалдел. Как я высижу-то столько времени? Пожрать с собою ничего нет. Написал эсэмэс тёте Лене, дескать, идите домой. Она сказала, что по-любому меня дождётся. Это меня тоже нервировало: неудобно же держать её тут! К тому же она выйти не может из здания, потому что проходила вместе со мной по моему пропуску и обратно её одну не пустят. В общем, опять какая-то засада на ровном месте.

Как себя чувствуешь на кресле-кушетке, когда по вене идёт препарат? Интересно. Вроде ничего не чувствуешь, только в туалет иногда бегаешь по-маленькому. Мне как-то так настроили аппарат капательный, чтоб он побыстрее капал. В процессе я поспал, точнее, просто отрубился минут на сорок, после чего совсем какой-то размаянный получился, и шея болит. Хотелось уже просто лечь и… лежать молча. Но предстояло ещё к врачу зайти, получить таблетки на дом и выслушать внимательно все инструкции.

Я помню, как моей маме стало хреново дома от препарата эндоксан, и готовился к худшему. Что вот лёг – и не встать. Е. О. выдала мне список побочки. А там такое!.. От всякой попсовой диареи, тошноты и температуры до внутреннего кровотечения моего любимого (тут я спец, да) и даже такой экзотики, как подкожное кровоизлияние (это-то как? синяки чёрные?). И к каждому случаю – инструкция, что принимать. Типа всё это в порядке вещей, баги такие технические. Но мне уже было пофиг совершенно, уже так домой хотелось и лечь, лечь.

Тётя Лена за время капельницы сходила в стейк-хаус местный, купила мне бургер, который я в такси и заточил радостно. Это был последний приём пищи с удовольствием: в последующие две недели, в которые я принимал химию в таблетках, у меня аппетита не было либо вообще, либо меня подташнивало, либо просто ничего не хотелось вообще, ни есть, ни пить, ни сексом заниматься, ни даже тексты сочинять (последнее – совсем странно, учитывая мою текстоманию). На голову явно химия действует.

На дом мне дали две коробки таблеток. Потому что схема такая: капельница на пять часов в больнице, потом берёшь коробки с таблетками и идёшь домой. Дома их пьёшь два раза в день четырнадцать дней. Неделя отдыха. Потом снова. И так три раза. И каждую неделю сдаёшь анализ крови (общий, с лейкоцитарной формулой) по месту жительства. Можно в «Инвитро». В «Инвитро» я в результате докололся до скидок: мне теперь там восемьсот с чем-то рублей вместо почти тысячи.

«Ты зелёненький»

Две недели химии вымотали меня. Нет аппетита, следовательно, питаюсь так себе, отсюда низкий гемоглобин, потеря веса, упадок сил, падение вообще всех показателей крови. Недельный перерыв между курсами – маленькая отдушина, потом – опять эта тёмная пучина.

Вторая «химическая» пятница, 22 августа, начало финального курса химиотерапии. Из-за давления химиотерапевт отправила меня к кардиологу на общий детальный осмотр. И вот не далее как 21 августа, то есть за день до того, кардиолог сказала мне, что моё прекрасное сердце выдало красивый график работы (мне эхо-кг делали, а это редкое обследование, его просто так не назначают). В пятницу 22 августа я как ни в чем