Скрайнев покивал головой и помычал утвердительно.

Жмуркин взглянул на Пятахина.

– А что? – пожал тот плечами. – Я же не знал, что они такие!

Пятахин звонко постучал себя по голове.

Жмуркин схватил Пятахина за шиворот и пинком направил к выходу.

– За что? – плаксиво заканючил Пятахин. – Они сами…

Жмуркин выгнал Пятака на воздух.

– Как? – спросил я Александру. – Нормально себя чувствуешь?

Она вздохнула.

– Сейчас вас выручим, – пообещал я. – Главное, без резких движений.

– Я держу, – заверил Дубина.

Александра вздохнула громче. Дитер и Болен принимали муку стоически. Лаурыч умудрялся улыбаться.

Я выбежал на улицу. Агафона видно не было, мы остались наедине с проблемой. Под дождем.

Жмуркин стоял перед Пятахиным. Пятак ухмылялся.

– Ты дебил? – спросил Жмуркин.

– Я – дебил, – признался Пятахин. – И они тоже дебилы, кто же в этом виноват? Я им сказал, что это древняя русская традиция, а они и повелись…

Пятахин беззаботно рассмеялся.

– А этот? – кивнул Жмуркин. – Скрайнев? Он что, тоже из Германии приехал? Зачем он-то лизнул?

– Так и он дебил, – сказал Пятахин. – Это же всему городу известно: Скрайнев – дебил.

– Он же победитель олимпиад…

Жмуркин оглянулся на меня.

– Как будто победитель олимпиад не может быть дебилом, – ответил я.

– Разумно. Но все-таки… – Жмуркин помотал головой. – Как-то он вообще интеллектом не очень изуродован, а вроде на золотую медаль тянет.

– Дитя природы, – объяснил я. – Экологическое мышление в действии. Этот еще… Хоумскулинг.

Пятахин гоготнул.

– Что? – не понял Жмуркин.

– Его к батарее привязывают, – пояснил я. – С детства.

– Понятно…

Жмуркин вытер лоб платком.

Мимо пробежала взволнованная Лаура Петровна. На нас не поглядела, озабоченно погрузилась в Снегурочкин дом. Спасать, спасать.

– Все понятно, – вздохнул Жмуркин. – Все ясно. Слушай, Вить, там над нашим городом в последнее время никаких авиакатастроф не происходило?

– Нет вроде… – ответил я.

– Цистерны не переворачивались?

– Не…

– Такое впечатление, что народ как-то тотально поглупел, – Жмуркин потрогал пальцем голову. – Точно распылили что-то. Нет, вовремя я смотался, вовремя. И Генка тоже не дурак. Один ты застрял как в янтаре.

Я промолчал.

– Ладно, не волнуйся, мы тебя подтащим в область, нам смышленые люди нужны…

– Они там в подвале примерзшие, – напомнил я.

– Да, действительно примерзшие. Что делать будем?

– Ждать, наверное. Когда Снегурочка придет…

– Снегурочку ждать не будем, это не наш метод, – покачал головой Жмуркин. – Будем оттаивать своими силами. Где-то я здесь самовар видел.

– Он в подвале.

– Ага, – кивнул Жмуркин. – Ты дуй вниз за самоваром, а я тут посмотрю.

Я вернулся в подвал, и тут меня ждал новый удар, мой палец в ботинке просто взорвался от восторга.

У столба стояли Дитер, Болен, Александра, Лаурыч. И сама Лаура Петровна. Такие удачи встречаются раз в сто лет. Лаура Петровна стояла рядом со своим сыном. Прилипнув к стальному столбу.

Видимо, она хотела показать ему, как можно освободиться из ловушки, стимулировать его своим примером, так сказать. Но переоценила свои скромные силы. И влипла. Гениально.

– Бывает же такое, – сказал я вслух и стал разглядывать столб.

Немцы, как люди, воспитанные на европейских общечеловеческих ценностях, лизнули трубу аккуратно, кончиком языка. Лаурыч поступил наоборот – выставил язык на четыре километра и приложил его к трубе по всей длине, основательно так. Лаура Петровна стояла возле столба с достоинством, как и полагалось стоять чиновнику городской администрации.

Интересно, но зачем Александра лизнула? Ну эти понятно, один Дитер, другой Болен, дремучие и глухонемые, им простительно, но Александра… Вроде девушка умная, а туда же. Впрочем, жизнь – непредсказуемая штука, никогда не знаешь, как поведешь себя завтра, вот подойдешь и лизнешь студеные качели.

– Лаура Петровна, зачем? – спросил я.

Лаура Петровна проигнорировала. Оно и понятно.

– Неужели из международной солидарности? – предположил я.

– Виктор?! – позвал сверху Жмуркин. – Ты скоро?

Я не ответил. Нетерпеливый Жмуркин спустился сам.

– Лаура Петровна, а вы-то как?! – вопросил он. – Зачем вы-то этот столб лизали?!

– Могу поспорить, здесь где-то спрятан гипнотизер, – сказал Пятахин.

Он тоже спустился и теперь с интересом смотрел на происходящее.

Лаура Петровна произнесла:

– Э-э-э!

– Массовое помешательство, – продолжал Пятахин. – Держу пари, это веселящий газ.

Я достал фотоаппарат и зафиксировал. И видео еще. Иногда не хочешь делать быдлеску, а она сама собой получается. Бесспорно, это будет одной из жемчужин моей коллекции.

– Интересно, если их вот так оставить, много еще прилипнет? – спросил Пятахин.

– Штуки две-три, – предположил я.

– Ты быдлеску, что ли, снимаешь? – заинтересовался Пятахин.

Я не ответил.

– Точно, быдлеску… Ну, тогда и я хочу.

Пятахин выбрал место между Лаурой Петровной и Боленом и поцеловал столб. Прилип.

– Бред какой-то, – Жмуркин поглядел на меня. – Салтыков-Щедрин…

Я пожал плечами.

– Люди, что с вами? – спросил Жмуркин. – Это же… сюрреализм какой-то.

Дубина рассмеялся.

– Это как в «Десять негритят»! – сказал он. – Все по одному…

В подвал заглянул Гаджиев и тут же с перепуганным видом удалился.

– Надо их как-то выручать, – сказал Жмуркин. – Я думаю…

Снова показался Гаджиев.

– Там экскурсия приехала, – сказал он. – Они тоже хотят.

– Что хотят? – уточнил я. – Прилипнуть к шесту?

Пятахин в восторге замычал.

Дубина засмеялся.

Жмуркин пронзительно поглядел на меня. Я схватил самовар и поволок его на воздух. Сейчас затоплю… или растоплю. Короче, раскочегарю, а потом… Надо найти розетку. Я огляделся. Дверь, в которую удалился Агафон, была закрыта на тяжелый навесной замок. И вообще, самовар был еще менее настоящим, чем мне показалось в первый раз. То есть когда-то он, конечно, был настоящим, но теперь в нем были насверлены дырки, в глубине которых поблескивали разноцветные светодиоды. Лампа, а не самовар.