— Срань кругом и никого, — доложил Кабан.

Тиски исподлобья взглянул на Андреева.

— Сколько ходок?

— Две.

— Погоняла?

— Витал.

— Понятно, — хмыкнул Тиски. — Я без предисловий, Витал. У тебя есть дочь одноручка. Она в долгу перед моими парнями, и по ходу должна отработать. Усек?

— Не знаю я никакой дочери!

— Кабан, — небрежно кивнул Тиски. — Вразуми человека.

— Ну, да, да! Была когда-то, — испуганно попятился Витал перед наступающим со сжатыми кулаками Кабаном.

— Марина ее зовут. — Тиски жестом остановил помощника. — Сегодня она может прийти. Мы подождем ее здесь.

— Так это… Она уже была.

— Когда?

— Так это… Недавно. Ну, перед вами.

— И что?

— Послал я ее. На хер мне такая!

— Ты выгнал родную дочь?

— А хрен ее знает, родная она или нет. Явилась тут с хахалем и права качает. Со мной так не прокатит.

— Кто с ней был? — Тиски встал перед Виталом, расправил плечи.

— Балбес какой-то. Ее возраста.

— Черные волосы, острый подбородок, густые брови?

— Ну, вроде. Рубашка в решетку на нем была!

— И ты их выгнал? — Тиски взял пальцы Витала в свою ладонь, словно поздороваться.

— С лестницы спустил.

Тиски стал медленно сжимать руку.

— Детишек с лестницы. Ты не их обидел, Витал, ты меня обидел.

— Да я… — Витал скривился от жуткой боли: — Я ж не знал.

— О чем вы базарили?

— Да ни о чем!

— Ты уверен? — Мышцы на запястье Тиски приобрели каменную твердость.

— Она… я… Она мне денег дала, — скулил согнувшийся Витал.

— Дочь тебе бабки, а ты ее с лестницы?

— Да! Да! Я всё отдам. Забирайте!

— Ты редкостный урод.

Тиски отпустил руку страдальца и пихнул безвольное тело Витала на пол. Он прошелся по комнате, о чем-то раздумывая, а когда принял решение, пнул лежащего алкаша.

— Поднимайся, а то у тебя пол грязный, маечку испачкаешь. Давай-давай, ноги твои я не трогал, а стакан можно и второй рукой опрокинуть.

Витал поднялся, придерживая больную руку. Тиски продолжил:

— Дочка твоя, хоть и калека, а сердце имеет, не то, что ты. Она к тебе еще раз заявится, зуб даю. И ты, Витал, ее встретишь ласково. Пригласишь в квартиру, предложишь пожить. И ее хахаля уговоришь здесь остаться. Усек?

— Ну.

— Как надо с пареньком поговорить?

— Ну, чтоб он здесь остался.

— Правильно. Ты станешь хорошим папой и подаришь дочке мобильный телефон. — Савчук, не глядя, протянул руку к помощнику. — Кабан, дай твою трубку.

— Ты чего, Тиски, этому уроду дашь мой мобильник?

Тиски бесцеремонно вырвал телефон у недовольного Кабана, поколдовал над кнопками и объяснил Виталу:

— Я оставлю в памяти всего один номер. Мой. Когда будешь дарить трубку девчонке, нажмешь вызов. Как бы проверяешь. Ну и поболтаешь с дочуркой. И сделай так, чтобы я слышал, она одна у тебя или с парнишкой. Ну что трясешься, задание усек?

— Ну.

— Ты не нукай, а повтори!

— Подарить мобилу, когда Маринка придет. И ласково, чтобы осталась.

— Вот-вот. Держи трубку. — Тиски опустил мобильник в карман штанов Витала и впился железными пальцами в его брюхо. — А если ты пропьешь мой подарок, я вырву твою цирозную печень и заставлю сожрать.

— Да я его по стенкам размажу! — надвинулся Кабан.

Витал шарахнулся от гостей и вздрогнул, как от удара током. В его кармане сработал только что оставленный телефон. Кабан выдернул трубку и взглянул на дисплей.

— Моня! — Он прижал мобильник к уху, но через мгновение недоуменно отвел руку. — Сразу отрубился.

— Это сигнал. Оставь мобилу здесь, и быстро на лестницу! — скомандовал Тиски.

Наша маршрутка останавливается на оживленном перекрестке. Марго выпархивает, не прилагая усилий, а я с трудом выбираюсь из тесного салона. Пассажиры гурьбой устремляются в подземный переход, чтобы пройти к метро. Господи, как бы я передвигался по Москве, если бы оставался колясочником!

Марго замечает золотые луковки пятиглавого храма и быстро крестится.

— Ты веришь в Бога? — удивляюсь я.

— Отстань.

— У тебя отняли руку, убили твою маму, сестру, пьяный папаша тебя только что обобрал и выгнал! Был бы Бог, он этого не допустил. Как можно верить?!

— Слушай, Солома, мы друзья и всё такое, но то, что здесь, это мое. Мое личное! — Марго показывает рукой на сердце. — А ты сам никогда-никогда не обращался к Нему? Ну, признайся! Не плакал, не просил? А может тебя и осчастливили потому, что ты усердней всех молился! А мне хочешь запретить?

— Нет, конечно. — Я смущен напором Марго и бормочу совсем неуместное: — Обычно крестятся правой рукой.

— У меня ее нет! Ты забыл? — Марго трясет передо мной культей и отворачивается.

Какой же я идиот! Господи, прости… О, боже! Блин, да я же сам вечно упоминаю Бога к месту и не к месту! Я поносил его последними словами, а потом тайно умолял под одеялом вернуть мне живые ноги. Я ханжа — кажется, это так называется. Нет, я хуже. Я моральный урод, плюнувший в душу любимой девушке.

— Марго, прости. Я не то имел в виду. Хочешь, зайдем в храм?

— С тобой не хочу.

— Сходи одна, я подожду.

Не говоря ни слова, Марго пересекает проспект по подземному переходу и направляется к храму. Я жду ее у ограды. Она выходит и также молча возвращается к метро. Я уныло шлепаю по пятам, пока не врезаюсь в грудь обернувшейся девушки.

— Куда теперь? — Марго с вызовом смотрит на меня.

Мы поругались с ней еще в маршрутке из-за денег, которые она отдала отцу-алкашу. Ее взгляд говорит, коль ты такой зануда, сам и решай, посмотрим, что у тебя получится.

— Пожрать бы. — Я изучаю витрину киоска с шоколадными батончиками и понимаю, что это не лучшее применение для последней сотни, оставшейся у нас.

Звонит телефон. Кругом снуют люди, мало ли у кого сработала трубка, но Марго упорно пялится на мой карман.

Я вспоминаю как, спускаясь навстречу Моне, я первым делом парализовал его пальцы, державшие мобильник, а уж потом вырубил его грузную тушу. Выпавшую трубку я подобрал. После удачного бегства из подъезда адреналин будоражил кровь, и я нахально нажал вызов абонента по имени «Братуха». Сделал это, правда, когда мы благополучно угнездились в маршрутке. Теперь пришел ответный звонок. Судя по всему, бандиты нашли Моню и скумекали, что их облапошили. Сейчас будут брызгать слюной, пытаясь одержать словесную победу.