– И правильно, – горячо поддержал ее Траст. – Не можем же мы вот так бросить все и помчать куда-то, у нас есть свои обязательства, своя жизнь. Я вот должен уехать домой с невестой и доказать ей, что я… – На щеках Траста заиграл румянец. – И доказать ей, что я достоин ее любви!

Тут оба они заметили, что повозка уже давно не скрипит, и что папочка Майдас и мамочка Миррайя давно уже не храпят, что все проснулись и внимательно на них смотрят, внимательно их слушают.

Недовольно замычав, корова двинула к ним вместе с повозкой, и все, конечно, повернули головы и увидели, что в повозке никого нет.

– Похоже, толстый, невеста от тебя сбежала. И я ее понимаю. Ладно, ты не смог ей показать свою мужскую удаль – с кем не бывает? – но с такой свекровью жить мало кто сможет. – Натянув улыбку на лицо, Ларисса кивнула Миррайе. – С добрым утром. Как спалось?

– Возле твоего уважаемого отца – сладко. Если ты понимаешь, о чем я. – Миррайя подмигнула Лариссе, заставив блондинку побагроветь от злости, а рыжего – от стыда.

Чтобы между женщинами не случилось драки, Траст поспешно сменил тему разговора:

– Хорошо, что моя невеста сбежала. Очень хорошо. Я не люблю ее, она не любит меня. Мне кажется, что это хуже, чем смерть, – жить с нелюбимым человеком. – Он хотел сказать это с тихой грустью, но предательская улыбка сама собой растянулась от уха до уха. – Да, хорошо, что я блоху убил!

– Ты совсем с головой не дружишь, парень? – рыкнул Майдас. – Какую еще блоху, крюк тебе в хребет?

– Блоху любви, – твердо ответил ему Траст.

Майдас открыл опять рот, но так и захлопнул его, стоило Миррайе положить ладонь его плечо.

– Уважаемый, не беспокойся. У моего сыночка есть странности, но еще у него есть редкий дар, сильный дар, с которым не пропадешь, что бы ни случилось. Он позаботится о твоей девочке. Почему я так думаю? Да потому что мой мальчик безумно ее любит, хоть и не хочет себе в этом признаться. Она для него дороже жизни. И – что в его случае особенно важно – дороже самой смерти. – Миррайя томно вскинула голову, подставив лицо лучам восходящего солнца. Сбросив рыжую косу себе на внушительную грудь, она начала неторопливо ее расплетать, превращая в густую копну волос, прямо-таки умоляющую неторопливо расчесать ее пятерней. Надув щеки, Миррайя удостоила Лариссу взглядом. – Ты, девка, тоже не переживай понапрасну. Я присмотрю за твоим родителем. Он у меня и на ноги поднимется, и вообще поднимется, да, уважаемый?

Последний вопрос был адресован Майдасу, и тот в ответ радостно закивал.

– Так что ты, Ларисса, бери своего ублю… своего молодого человека, крюк ему в хребет, и уходите, живите сами, а мы, старики, будем уж как-то…

Рыжий здоровяк моргнул. Да, его мамочка всерьез запала на Майдаса и уж теперь не отпустит его от себя, так что вскоре быть рыбаку новым отчимом Траста. И, похоже, Майдас очень даже не против этого. Да и Ларисса, как ни странно, не возражает. А значит, больше ничто не удерживало рыжего и блондинку в Щукарях. У них больше не было никаких обязательств ни перед кем. Судьба Траста – быть рядом с другом, помогать братцу ушастому, защищать его, а у блондинки должок перед альбиносом. Получается, что им давно пора отправиться…

– В Мос? – спросил рыжий Лариссу.

– Помочь кролику, – кивнула она. – И Далю, раз уж он связался с лопоухим.

Тут Майдас неожиданно пустил слезу. Его лицо, покрытое рытвинами оспин, сделалось жалким, он затараторил что-то про деточку-кровиночку, про то, что ему очень жаль и что он жутко сожалеет, крюк ему в хребет, в печень и в селезенку, так ему жаль. Ларисса кинулась к отцу, обняла его, и дальше он уже что-то шептал ей на ухо, до Траста долетело только «Ты одна уцелела. Молодец, что меня не послушалась, что сбежала» и «Моему братцу-прощелыге, если встретишь его, и позволит он себе чего лишнего, не поздоровится, если ты…». А Ларисса ему тоже что-то шептала, успокаивала, клялась, заверяла и говорила, что если кто рыжий приставать будет, обязательно оторвет ему приставалку…

Траст мог бы подслушать весь их разговор, но это было бы неправильно. Он и Ларисса и так слишком близки, их соединила смерть. И потому каждому из них нужно хоть немножко личного пространства. У Траста должно быть укромное местечко в голове, где он может побыть один. Совсем один. И у Лариссы тоже должно быть.

Она привела его на песчаный берег, посыпанный рыбьей чешуей и политый кровью щукарцев, уже свернувшейся, запекшейся.

– По реке сплавимся.

В ивах громче закричали цапли.

– Детка, но ведь река течет прочь от Моса, – удивился Траст.

– Тогда поплывем против течения. Так быстрее будет.

В воде у берега плеснуло что-то крупное.

* * *

В черно-багровом небе над Мосом проклюнулись редкие звезды: одна, вторая, вон еще, и хватит. Да и не надо звезд, чем меньше света, тем меньше видны тысячи трупов, сваленных в кучи на брусчатке. Порывом ветра со скрежетом крутануло флюгер на вершине замковой башни.

Будто по команде, во всех сразу окнах замка загорелись лампы, привезенные торговцами с дальнего юга, и свечи из жира толстобоких тюленей, выловленных в Кипяточке. Изнутри здание тут же озарилось мерцающим желтым светом, будто пожар охватил его снизу доверху. Заодно досталось и прилегающей площади, ей все-таки запретили утонуть в ночном мраке. Как обычно в это время суток, на лице Родда появилось выражение легкой озабоченности. Ну какой же он молодец, что предусмотрительно сохранил челяди их никчемные жизни. Надо же кому-то соблюдать в княжьих покоях хоть какое-то подобие чистоты, и вообще…

Ветер взвыл сильней. Отвалившись от лица своего чересчур бледного дружка, которому он слишком пристально смотрел в бесцветные зрачки, мальчишка-леший тяжело задышал. Его собственные голубые глаза забегали по сторонам. Он, ничтожный человечишка, пошатнулся, едва не упал и прокричал свой глупый донельзя вопрос:

– Помнишь, Родд, ты сказал, что у меня интересная судьба – изменчивая?! Знаю, помнишь. А еще ты сказал, что только от меня она зависит! И что мне суждено отправиться к Древу Жизни!

– Я солгал. – Подмигнув лешему, Родд затряс длинной зеленой бородой и заухал, как филин, как сотня филинов сразу. – Нужно было, чтоб ты убрался подальше от Моса и увел за собой преследователей – лучшего следопыта Разведанных Территорий и лучших ратников Мора.

– Зачем все это, Родд? – оборвав довольное уханье, спросил леший. Оставив своего товарища и прошлепав по лужам крови, он вышел вперед. – Это ведь ты все сделал? Ты убил их всех? Этих людей на площади?

– А ты изменился, Зил. Возмужал. У тебя появились повадки опытного воина. Так быстро ты стал другим, разве с людишками такие перемены случаются? Впрочем, неважно… Зачем ты вернулся в принадлежащий мне по праву Мос? Зил, ведь я отправил тебя к Древу Жизни. – Родд пристально разглядывал лешего, его новую походку, манеры держаться. Жесты парнишки и даже трепет ноздрей под маской были иными. Будто в старую оболочку, изменившуюся лишь слегка – не в счет обожженная солнцем и обмороженная кожа, шрамы от ран, излеченных тонжерром или же чистилищем Древа Жизни, – засунули новые мысли, умения, способность совершать поступки. Эта перемена Родда почему-то неимоверно возбудила. Захотелось убить мальчишку. «Корни» сами собой потянулись к нему. Однако пока что следовало воздержаться от действий с неотвратимыми последствиями, чтобы растянуть удовольствие. Родд и так слишком быстро убил всех своих учеников, как только занял Мос и вошел в княжеский замок. Они скулили, жались к нему и тряслись от страха, исторгая из кишок метан вперемешку с тонжерром, пока он, наслаждаясь каждым конвульсивным движением, разрывал одно за другим их хлипкие тела, превращенные в ходячие цветники. И так – всех их, верных соратников, исполнительных слуг, преданно глядящих ему в рот рабов. Всех – без жалости!..