Николай попытался развернуться, но было уже поздно. Бандиты облепили девятку со всех сторон, и дуло АК-47 уперлось водителю в лоб.

— Вылезай, джигит! — скомандовал густой тяжелый голос с сильным кавказским акцентом. — Приэхалы.

Пришлось вылезти.

— Кито такой? — спросили его.

— Дачник я, — Ник попытался прикинуться местным.

— Дачник? А это что? — В нос Николаю сунули его же Макаров.

Бандиты, горланя на незнакомом Нику языке (впрочем все языки кроме русского были для него таковыми), торопливо обыскивали машину, и весь шпионский антураж, что в ней был, предстал перед ними во всей своей красе.

— Казбек, пасматры! Он из мэнтуры. За нами слэдыл.

— На кого пашешь? — спросил бородатый похожий на молодого Вахтанга Кикабидзе, бандит. Он подошел к Нику и посмотрел на него орлиным взором. Поковырял пальцем в зубах.

Ник не ответил.

— Малчиш? Ну малчи! — спокойно сказал Казбек и отошел прочь.

Ник лишь увидел, как открывают заднюю дверцу его девятки, после чего, ему заломили за спину руки, защелкнули на них наручники и затолкали в собственный багажник.

Затем время утратило для него смысл. Машина ехала, ехала, останавливалась, потом опять ехала, и опять останавливалась. Казалось, что этому не будет конца. Когда Ник забылся, машина вдруг остановилась. Багажник открыли, и ослепленного пленника грубо выволокли наружу. Бандиты, которые это сделали, громко смеялись, опять говорили на своем языке и показывали на Николая пальцем.

Опять подошел Казбек.

— Ну что, джигит, опять будешь молчать?

Ник ничего не ответил.

— Он нэмой! — объявил Казбек. — Какой дэнь дурной, сегодня! Свят пропал, Багажник пропал, Лаврентий и тот пропал. А теперь вот нэмой мэнт. Чито я с ным буду дэлать?

Бандиты загорланили. Некоторые стали передергивать затворы автоматов, и у Ника упало сердце. Он знал, что этим людям ничего не стоит его пристрелить. Но Казбек поднял руку, что-то зычно сказал. Все сразу замолчали.

— Нэт, убивать я тэбе не буду. Я тэбе отпущу. Но ты купишь у менэ твой дэвятка. Нехорошо пешком ходить. Ездить надо. Я тэбе недорого продам. Десять тысяч баксов.

Ник отвернулся.

— Что, сейчас сказка рассказывать будэшь? Денег нет. Визять нэгде. Вай, вай! Какой вы все русский Ванька бедный. Все бедный. Совсем богатый мало. Тогда у родственник проси. Есть же у тэбе родственник? Или родственник тоже все бедный?

Ник посмотрел вдаль, за высокий забор казбековского дома, за которым качались березы.

— Ну ладно, пока думай. Но смотри, долго думать я тэбе не дам.

От удара по затылку у Ника потемнело в глазах и погасло сознание. Когда он очнулся, то почувствовал, что лежит на холодном цементном полу. Вокруг было темно, затхло и сыро. Ник понял, что его прячут в подвале.

Когда за Верой захлопнулась дверь и щелкнул замок, она стала метаться по комнате словно разъяренная тигрица. Ее душило бешенство. Хотя внешне все это особо не проявлялось. Она просто ходила по роскошным апартаментам, не обращая на все это великолепие внимания. Ее занимали только мысли о Марине. Как она там одна, что с ней будет делать этот выродок Багажник, и тому подобное. Одиночество и невозможность общаться с подругой, о существовании которой она еще позавчера даже не подозревала, а сегодня уже чувствовала за нее серьезную ответственность, просто выводили Веру Грач из себя. Ее бесило, что ситуация полностью вышла из под контроля. Ничего подобного с ней раньше не бывало, хотя в училище, армии, а тем более на войне были всякие переделки. Но рядом всегда были товарищи, на которых можно было положиться, подчиненные, которые ждали и выполняли ее приказы, командование, чьи приказы надо было выполнять ей, и наконец враг, с которым надо было сражаться, и которого надо было побеждать в жестоком, но честном бою. А тут что? Какая-то ерунда на постном масле. Бандиты с автоматами и в шортах, этот ряженный переряженный Багажник с повадками графа Монте-Кристо, чертов особняк. Какая-то вечная карусель вокруг. Ничего нельзя понять. От всего этого просто голова шла кругом.

Вера Грач так была внутренне напряжена, что если бы сейчас к ней вошли бандиты, им пришлось бы не сладко. Она была в таком состоянии, в каком люди способны на все, даже на крайние действия. Но бандиты не вошли, и она оставалась наедине сама с собой.

Несколько часов прошли в томительном и напряженном ожидании. Однако ничего не происходило. И за окнами, и за дверями была мертвая тишина.

Если бы только Вера знала, что все в этом доме, кроме нее спят глубоким крепким сном, она непременно бы этим воспользовалась для того, чтобы освободиться самой, освободить Марину и выбраться на волю. Но ей, человеку армейскому, в свое время подчинившему всю свою жизнь железной воинской дисциплине, такое даже в голову не могло прийти. И она продолжала ждать.

Наконец, терпению Веры пришел конец. Ожидание ей до смерти надоело. Она подошла к двери с твердым намерением выбить ее ногой, потом также ворваться в комнату, где была заперта Марина, освободить ее и сделать попытку прорыва сквозь многочисленные ряды врагов. Все же это лучше, чем подобно глупым овцам просто сидеть и ждать своей участи. Придет Багажник и после того, как переговорит с обоими по одиночке, сразу же поймет, что они врут. Правда в данном конкретном случае есть выход. Она просто может отмалчиваться и ничего не говорить. Пусть главарь гангстеров довольствуется тем, что ему наплетет Марина. У нее это лучше получается. Правда злить такого парня, как Багажник, тоже опасно. Нет, лучше она пойдет на прорыв. Вся ее душа российского десантника взывала к этому. Бронзовые позолоченные часы в викторианском стиле с амурами и вензелями отстукивали полдень, когда она занесла ногу для удара по двери, и тут вдруг зазвонил телефон.

Вера удивилась. За все это время занятая своим настроением, в котором преобладали эмоции, а не разум, она так и не удосужилась чуть повнимательнее осмотреть комнату, в которой отбывала заключение. А в ней, как оказалось, стоял телефон. Прямо на кривоногом столике рядом с часами, тоже бронзовый, сделанный в виде отдыхающего льва, поэтому не бросающийся в глаза. И вот сейчас этот лев не громко, но настойчиво звонил. Вера обрадовалась. Раз есть телефон, то можно позвонить в милицию и заявить, что их похитили. Но как же быть сейчас? Стоит ли снимать трубку и отвечать на данный звонок? Она думала несколько секунд, потом все-таки решилась. Сработали привычка всегда брать трубку и самое обыденное любопытство. Кто же звонит? И кому? Неужели ей? Она подошла к столику с часами и сняла трубку:

— Алло?

— Вера ты? Вот здорово! Наконец-то, а то я уж подумала, что не дозвонюсь до тебя.

Это звонила Марина. Марина Азарова. Собственной персоной.