– Я был бы не против, – его улыбку было слышно, но не видно.

– ***!

«Нет, этот студень надо мной ещё и издевается! Вот сволочь! Мерзкий характер!».

София резко развернулась и пошла по протоптанной в сыром снегу дорожке. С лопатой наперевес, спотыкаясь и ругаясь вполголоса, она преодолела примерно половину пути. И вдруг поняла, что слышит не только свои шаги. София остановилась и огляделась, напрягая зрение в потёмках. После снега с дождём вчера подморозило, совсем немного, но этого хватило для тонкой хрустящей ледяной корочки. По счастью, никто не мог двигаться по этому насту бесшумно. София повернулась на снежный скрип. И перестала чувствовать ноги.

Оно было белым, поэтому не сразу бросилось в глаза, как будто бы часть сугроба двигалась между чугунными оградками и каменными надгробиями. Сейчас оно замерло буквально в трёх метрах от Софии. Существо передвигалось, опираясь и на руки тоже, как обезьяна, или пещерный человек. Лицо, скорее, морда, практически не имело лба, только сплющенный череп, выдающуюся вперёд челюсть, и маленькие глаза, едва видимые под косматыми бровями. Голая бледная кожа покрыта тонкими седыми волосками, как редкой шерстью. Наверное, при жизни это был невысокий жилистый человек, а сейчас, на четвереньках, и вовсе стал ростом с большую собаку. Оно приподнялось, ударив руками по земле, и зарычало, оскалившись, показывая жуткие клыки!

– ***! Вот ты урод! – крикнула София, и трясущимися руками перехватила покрепче лопату. – А ну, отвали от меня!

На долю секунды существо застыло, не ожидая отпора. Но тут же кинулось на свою жертву. Она отмахивалась своим импровизированным оружием. Существо сомкнуло челюсти на штыке старой лопаты, и дерево хрустнуло в его зубах. Оно мотнуло головой и отбросило девушку в сугроб, София завизжала.

7.

«Молодец, девочка!» – подумал Тимофей, когда она решительно зашагала прочь. Он опустил руку в карман, кольца кастета сами наделись на пальцы лучше родных перчаток. Широкий упор сделал ладонь тяжёлым снарядом. Памятный сувенир.

Конечно же, он рисковал, но был уверен, видел, что урод не станет нападать на него, а двинется следом за женщиной. При жизни так же имел дело только со слабыми.

И когда она взвизгнула, Тимофей налетел сбоку, схватив существо за плечо одной рукой и двинув в рваное ухо другой, укреплённой железом. Но зверь с неожиданной силой вывернулся, удар соскользнул и не оглушил монстра. Изогнувшись и чуть подскочив, существо вцепилось в левую руку когтистыми лапами и сдавило мощными челюстями чёрную толстую куртку.

«А хрен тебе, кто только этот рукав не кусал!».

Тимофей стал бить по плоской морде.

«Это прошлое!».

Слепящими вспышками перед его глазами мелькали жертвы этого урода, кричащие, истерзанные. Чужая боль и страдания, ужас, испытанный перед смертью этими несчастными, оглушили медиума. Полянский покачнулся, стряхнул с руки отвратительное существо, схватил левой рукой за горло, а правой стал вбивать эту мерзкую тварь в дорогу.

Давненько его так не встряхивало адреналином. Одновременно страшно и восхитительно хорошо. Кровь по сосудам бежала быстро и щекотно, будто газированная. Он остановился, когда вместо зубастого черепа осталась кровавая каша на мокрой тропе. Выдохнул облако пара, восстанавливая дыхание. Потом склонился зачерпнуть чистого снега и хорошенько протёр от осколков костей, крови и шерсти тяжёлый кастет. Вещь кустарная, лет ей больше, чем самому Полянскому, но служит, дай бог каждому. Обсушил железку о куртку, левый рукав разодран. Вот урод! Наверняка синяки долго сходить будут.

София лежала в обмороке. «Молодец, девочка!» – повторил он про себя, боясь сделать эту мысль чуть более нежной, чем следовало бы.

Чёрно-алые волосы на белом снегу, ярко-красная куртка.

«Чертовски живописная женщина! Жаль только, чтобы написать с неё портрет, придётся её убить, иначе просто не замолчит! Ладно, в каждой шутке доля шутки!».

Он опустился рядом и тихонько похлопал по щекам. Потемневшие глаза распахнулись, она, вскрикнув, подскочила, ошарашенно оглядываясь.

– Шшш. Тихо! Всё! Всё закончилось! Шшш! – Тимофей легонько удержал её за руку.

– Где оно?!

Девушку трясло. Он молча мотнул головой, указывая на грязно-розовое месиво посреди дорожки. Там ещё торчали в стороны скрюченные лапы с когтями. София собиралась выругаться, но не успела, её стошнило. Он помог ей подняться на ноги, она промокла, нужно поскорее закончить тут, а то замёрзнет. Тимофей обмахнул от снега низкую скамью, усадил туда Софию, потом достал из внутреннего кармана и протянул ей плоскую металлическую флягу.

– Что это? – глянула она снизу вверх.

– Белый ром. Вы с таким пили чай у меня в гостях. Только потихоньку, пожалуйста. Здесь четыреста пятьдесят грамм. Вы не обедали, а из-за потрясения и на фоне стресса…

– Полянский! – она икнула.

– Что?

– Закопайте этого урода, и поедемте домой, пожалуйста? – устало выдохнула она, у неё дрожали руки.

Тимофей взмок, пока орудовал лопатой. Но теперь следы побоища были почти уничтожены, что осталось – сегодня смоет дождь. Могила обрела пристойный вид, только табличка с номером чуть перекосилась.

Он позвонил Панову, не стал заезжать. Отчитался, что дело сделано, больше жертв Дядченко не будет. Тимофей знал, что гонорар поступит ему в ближайшее время на счёт. Разумеется, не от участкового, а от кое-кого сверху, кто заинтересован в бесперебойной работе своих коллег, в отсутствии лишней шумихи вокруг жутких убийств.

До города ехали дольше, чем утром. Погода разгулялась, а народ оптимистично тянулся постоять в пробках. За три часа София выпила всё, что плескалось во фляге. И когда он привёз её на Изумрудную улицу, на ногах держалась не очень убедительно.

Проводил до квартиры, сам открыл дверь, пока девушка сползала по стенке, засыпая. В прихожей прислонил к шкафу, стянул с неё пуховик и сапоги. Вздохнув, довёл до комнаты, уложил на покрывало.

– Полянский, я вас ненавижу, – медленно выговорила она в полусне.

«Не самый плохой финал для не самого плохого выходного! Приятно вызывать у женщины сильные чувства!» – хмыкнул он.

На пороге столкнулся с неожиданным препятствием: замок на двери не захлопывался, его нужно было запереть с одной из сторон. Хозяйка дома была не в кондиции, и он не мог оставить её в таком состоянии с дверями настежь. Оглядываясь в поисках решения, Тимофей заметил на полу под стойкой с обувью связку ключей на кольце с брелоком: толстый рыжий мультяшный кот, на полосатом животе которого надпись «Любить, кормить, и никогда не бросать!». Проверил, подходят.

«Это она утром у того фитоняши отобрала… Ну, судьба, видать!».

Он пожал плечами, и