• Спортивная подготовка для меня — одно из условий наполнения имиджа витальной энергией. Ясно, что главный источник энергии — удовольствие самореализации, но без «физики» источник не носит стабильного характера.

• Моя работа связана с командировками, поэтому система питания, отработанная до мелочей, позволяет удерживать биологический ритм при смене всего — времени, воды, питания, режима.

• При частых перелетах необходимо учиться отдыхать в дороге и быть очень мобильным. Одежда и обувь для командировок с этой целью подбирается как для путешествий: профессионально, вплоть до деталей.

• Главный принцип в формировании делового костюма — чувствовать себя свободно и иметь возможность изменять его в зависимости от обстоятельств (климат, кондиционер в зале, провода от микрофонов).

• Креативный имидж = я + комфорт + среда.

Теперь интервью, которые я даю журналам и газетам. Имейте в виду! Часто интервью сопровождается фотосессией. Но и без нее публичность требует учитывать характер издания и тему интервью. Для глянца — более ярко: не важно, гламурно или вызывающе альтернативно, но ни в коем случае не в скромном smart casual[12]. Для политических интервью — строже и скромнее. Фактически во втором случае придерживаюсь законов пятничного офисного имиджа, надевая пиджаки с джинсами или скромные деловые платья. А вот в первом случае я демонстрирую свой стиль. О котором речь — в следующей главе.

Для меня стиль — наиболее привлекательная форма проявления интеллекта. А интеллект — способность человека осуществлять обратную связь с миром. Личность, готовая осознанно использовать внешность в качестве интерфейса двух систем — своей личности и социума, неумолимо двигается к стилю. Именно поэтому необходима внутренняя свобода, позволяющая не бояться доминировать в диалоге с большим миром, в том числе и с помощью образа, но при этом учитывать общественные тренды. Вот почему мне нравятся слова историка моды Александра Васильева, которыми он открывает «Модный приговор» на Первом канале: «Следовать моде смешно, а не следовать — глупо». Делать все, что хочется, в диалоге с миром — для меня большая игра, в том числе и в стиле. Естественно, подобные рассуждения подводят нас к такому понятию, как индивидуализм в манере подачи себя другим. Индивидуалист не заботится при формировании стиля о том, чтобы понравиться кому‑то. Он хочет нравиться прежде всего себе. Но, опираясь на «Я», делает это достаточно гармонично, соотнеся ощущения с «мы» или «они». Ну например, берем девушку в гололед в 30‑градусный мороз, на шпильках, в упомянутых тоненьких джинсиках скинни, в короткой кожаной курточке. Ножки разъезжаются, походка напоминает движения только родившегося скворца на двух лапках. Носик посинел от холода, спина сгорбленная. Мечта — добраться хоть куда‑нибудь в тепло и присесть. «Московский стиль» называется.

Пример номер два. Та же девушка топает по зимнему городу в бесформенном дутике грязновато‑серого или черного цвета. Из‑под дутика торчит остаток желтого платья, далее красные лосины и коричневые сапоги. На голове нелепая вязаная шапка с ушками, свалявшаяся в катышки. Первую девушку легко встретить в столице России, вторую — в столице Франции на левом берегу Парижа. Первой главное — подать себя всем в максимально выгодном свете, второй — на всех наплевать. Первой очень некомфортно в незамысловато‑модном прикиде, второй — очень уютно.

Что объединяет двух девушек? Отсутствие стиля. Обе до невозможности стандартны. Одна — жертва моды, другая — жертва отсутствия интерфейса. Вспоминается выше процитированная фраза Васильева. Прав знаменитый маэстро…

Мне повезло. Я не сломалась под влиянием обстоятельств и отстояла свою личную свободу. При этом мне понравилось заниматься дизайном выстроенной мной личности, обращая внимание на то, куда движется цивилизация. А движется она во все стороны: и в прошлое, и в будущее, и влево, и вправо, и по кругу, и по спирали. Недаром многие сходятся во мнении, что моды больше нет, все революции свершились — от брюк для женщин до мужских кардиганов и принтов с черепами. Осталось перемешивать и навязывать хорошо забытое (тот самый постмодерн). Логически можно было бы сделать вывод, что наступает эпоха тотального индивидуализма. В нашем примере девушка морозным днем могла бы выглядеть примерно так: теплые, на удобной подошве с низким каблуком или без него «офицерские» сапоги, брюки галифе, длинный до колен ажурный шерстяной свитер, куртка летчика на овчине до середины бедра и растаманская шапочка на уши. Сапоги коричневые, галифе синие, свитер терракотовый или зеленый, куртка синяя с воротником из белой овчины, шапочка красная, перчатки коричневые. Или как‑то иначе, но в любом случае тепло, удобно и в соответствии со своим градусом харизмы. И много мы видим такого женского люда на улицах? Ничтожно мало… Бедные — в дутиках, богатые — в шубах. Ну и все, пожалуй… Несмотря на разнообразие, предлагаемое модой, все удивительным образом стандартизировались. Look одинаковый, что вылепленный шанелями и эрмесами, что зарами и мангами[13]. Почему? Я думаю, глянец — король в эпоху потребления — сделал свое дело, а точнее, свою прибыль. Навязывает готовые образы: деловые, сексуальные, интеллектуальные. Брендомания вырастила армию своих состоятельных последователей и вовлекла в нее и небогатых, с любимой паленкой из Китая и Таиланда. Стиль не родился, остался один имидж: показатель профессии или толщины кошелька, чаще не своего. Все довольны. РБК недавно объявило, что, по некоторым данным, мы самая счастливая страна в мире по показателю ощущения счастья при покупке. Даже китайцев обогнали. Создатели же брендов как раз всегда «в стиле», и их не перепутаешь ни с кем. А фанатичные потребители их продукции, так называемые f‑people[14], невыразимо скучны в копировании модельных картинок. Сегодня f — консьюмерист, раб двух составляющих: марка должна быть раскручена и выглядеть предельно дорого. Поэтому так популярны поддельные сумки. Принцип тот же.

Для меня же наличие стиля означает достижение практичности и элегантности. Когда вещь подбирается к себе, а не тело прикладывается к великому бренду, как верующий к иконе. Поэтому, естественно, стиль у непрофессионала — явление возрастное. Так как точка отправления не деньги, а личность, а она редко удается в молодости, зрелость — условие необходимое, но недостаточное. Я столько посетила великосветских тусовок в России и на Западе, собирающих женщин от тридцати и выше. Везде одно и то же: платья подчеркивают индивидуальность дизайнера, а не носителя. Все мужчины в один голос удивляются: а где же стильные интересные женщины? «Да полно! — отвечаю я. — Просто их надо переодеть». Невольно, а может быть, неумолимо, мысль моя опять возвращается к дендизму в качестве эстетической формы проявления протеста против буржуазного, подавляющего личность стандарта. Даниэль Шиффер в «Философии дендизма», подчеркивая подобный дух неприятия у великих денди от Бодлера до Оскара Уайльда и Ницше, приходит к следующему выводу: «Наш век только довел до конца этот игровой нигилизм, придумав после Ницше деконструктивизм в философии и небрежно‑рваный шик авангардной богемы. От поношенных фраков мода сравнительно быстро пришла к потертым джинсам, чтобы потом достичь кульминации в стиле grunge, где живописные прорехи в одежде предстают как синдром иронического нонконформизма»[15]. Интересно, что автор использует слово «мода» при описании нынешнего дендизма. Действительно, в «целлулоидно‑плюшевой» эпохе, как образно ее обозвал Александр Секацкий в «Последнем витке прогресса», деконструктивизм Ямомото или дырявые джинсы от D&G — такой же общий тренд, как и платья в стразах. Можно согласиться с философией дендизма, можно не согласиться, но что мне в нем нравится, так это изощренное эстетское уничтожение вульгарности и пошлости за счет двух главных постулатов: 1) культ сильной личности, демонстрирующей свои представления о мире и вкусе; 2) неприятие противоречия духа и тела. Философия дендизма «развивается в своего рода “спиритуализацию тела” и “материализацию духа”, как указывает Сартр в самом начале своей книги “Бодлер”»[16]. Действительно, невозможно представить себе денди вне аскетичного, физически ловкого тела, несущего аристократическую некричащую духовность, материализованную в соответствующем образе. Так рождается стиль. Он не может жить без духовности тела, а духовное тело не может быть слабым, безвольным и расхлябанным. Кстати, о том же говорит и восточная философия, включая учения Лао‑цзы, Конфуция и Будды.