Когда окончательно рассвело, мы прогрохотали по разбитой дороге какого-то городка, где с обеих сторон нам махали и свистели полураздетые и немыслимо грязные пацаны, торгующие дынями и зеленью. За пыльными деревьями я успел разглядеть серый дувал, за которым колыхались пятнистые маскировочные сети, выпирали углы какой-то боевой техники, прохаживались вооруженные солдаты, затянутые в панцирь бронежилетов. Здесь намного сильнее чувствовалась близость войны.

Городок остался позади. Я глянул на часы: семь пятнадцать. Водитель, заметив мое движение, успокоил:

– Успеем.

Дорога была ровной, как след трассера, и относительно гладкой, стрелка спидометра постоянно дрожала под цифрой восемьдесят. Мы взлетели на слабый подъем, как вдруг перед спуском водитель нервно дернулся и надавил на педаль тормоза. Я едва успел во что-то упереться ногами, иначе припечатался бы к лобовому стеклу, как кленовый листок к окну в грозу.

Грузовик съехал на обочину, подняв тучу пыли, водитель что-то забормотал на своем и оглянулся назад. Я только сейчас заметил, что с противоположной стороны дороги к нам не спеша идет необычно одетый человек в темном пиджаке и рыжем бушлате, накинутом на плечи. Из одного рыжего рукава вместо руки торчал черный автоматный ствол. Человек был сильно небрит, покрасневшие воспаленные глаза смотрели спокойно и холодно. Он бесцеремонно открыл кабину, посмотрел на меня, на водителя, лениво буркнул «Салам алейкум», после чего вялым жестом показал, чтобы мы оба вышли из машины, и пошел вдоль кузова, осматривая борта.

Водитель скривился, как от боли, и тихо заскулил.

– Кто это? – спросил я.

– Кто-кто! – передразнил он меня. – Бандиты! Хапуги! Так называемая местная самооборона… Сейчас будем работать на них.

– Что значит – работать?

– Увидишь.

Он спрыгнул вниз, и я последовал за ним.

К человеку со стволом вместо руки присоединился второй, не менее небритый, но с настоящими руками. Глянув на меня, он о чем-то спросил водителя, тот ответил, махнув куда-то в сторону. Я разобрал только слово «Куляб». Двурукий, как само собой разумеющееся, показал мне на несколько ящиков, лежащих на обочине:

– Грузи в кузов.

Вел он себя, конечно, нагло, но сила была на его стороне, и перед автоматом я не стал объяснять, что он не прав. Ящик оказался намного тяжелее, чем выглядел. Похоже, он был набит железными болванками. Я подтащил его к машине, вплотную подошел к двурукому, так, что ящик уперся ему в пах, и показал глазами, что не стану возражать, если он поможет закинуть его наверх. Однако тот не шевельнулся, глядя на меня своими черными, не выражающими ничего глазами. Я, стиснув зубы, рванул ящик вверх, и его край прошелся по животу двурукого, вырвав пуговицу из его куртки. Ящик громыхнул о днище кузова. Не успел я опустить руки, как мой несостоявшийся помощник врезал мне в челюсть. Удар был не очень сильный, но неожиданный, и я даже попятился на несколько шагов, тряхнул головой, чувствуя, что уже не могу контролировать себя. Не ожидая от меня никаких ответных мер, двурукий сплюнул, криво усмехнулся, сунул руки в карманы и буркнул:

– Сам работать будешь, понял, ишак?

С каким наслаждением я въехал ему кулаком по переносице! Пока тот не успел поднести ладони к лицу и закрыться, вдогонку добавил левой – по уху. Этих ударов оказалось вполне достаточно, чтобы уложить двурукого на землю.

– Бля! Прибью! Сука! – заорал его сородич, подлетая ко мне с рукой-стволом. – Я табе щас кишки випущу!

– Он начал первый, – ответил я и, показывая, что очень раскаиваюсь в случившемся, вздохнул и пошел к очередному ящику. Мой водитель, надрываясь под ящиком, глянул на меня испуганно-уважительно и, сравнявшись со мной, шепнул:

– Не надо так больше, хорошо?

Между тем воспитательный прием оказал свое положительное воздействие. Двурукий хоть и вяло, почти символически, но приобщился к коллективному труду и, когда я в очередной раз подошел к кузову с ящиком, помог закинуть его наверх.

Мы с водителем вернулись в кабину. Я оглянулся и увидел в кузове, на ящиках, человека в рыжем бушлате.

– Все в порядке? – спросил я.

– Какое там в порядке! – водитель ударил по «баранке» и посмотрел на часы. – Ай-я-яй! Два часа осталось, а надо сначала в Кангурт заехать, ящики эти завезти, а потом только в Куляб. Не успеешь.

Однорукий постучал по крыше кабины и показал стволом, что пора трогаться. Я высунул голову из окна:

– Послушай, дружище. Давай сначала залетим в Куляб, а оттуда уже куда тебе надо.

– Кангурт, – немногословно ответил однорукий.

Водитель завел машину, тронул меня за руку:

– Он в Куляб не поедет. Там повсюду посты, милиция… Ай-я-яй! Я же говорил тебе!

– Он с тебя и в Кангурте не слезет. Будешь возить их грузы столько, сколько им надо…

– Да я знаю!

– Ладно, поехали. Что-нибудь придумаем.

Грузовик набрал скорость, и мы помчались по той же дороге. Я оглянулся. Человек поднял воротник, сунул руки в рукава, прячась от холодного встречного ветра.

– Прибавь-ка еще, – сказал я.

Мы снарядом неслись по трассе. Я снова обернулся. Сзади никого. Впереди встречных машин тоже не видно.

– А теперь давай поменяемся местами, – сказал я.

Водитель мельком глянул на меня, но ни о чем не спросил. То ли он догадался, что я хочу сделать, то ли ему было все равно – настолько безвыходной казалась ситуация.

Он отпустил педаль подачи топлива, выдвинул обе ноги в мою сторону. Я по сиденью перебрался на его место, перехватил руль и, когда водитель переполз на мое место, поставил ноги на педали.

– Ну, держись покрепче!

Я рванул руль в сторону. Грузовик на скорости метнулся на встречную полосу, оттуда, едва не встав на два колеса, вправо и снова влево, после чего я ударил по тормозам. Я не видел, что там грохотало в кузове, но был уверен, что нашего нахального пассажира здорово помяло тяжелыми ящиками.

Когда я запрыгнул в кузов, то увидел, что однорукий лежит у левого борта, упираясь в него головой, его грудь, как могильный камень, придавливал ящик. Лицо исцарапано, ноги неестественно раздвинуты.

– Ушибся маленько?.. Прости, дружище, – сказал я, стаскивая с него ящик. – Раньше я работал летчиком-истребителем и не рассчитал немного.

Он застонал, приоткрыл глаза. Я оттащил его на середину кузова и обыскал. Автомата-руки при нем уже не было, видимо, она вылетела из рукава на одном из виражей и скорее всего валяется где-нибудь на обочине. В карманах, кроме пачки сигарет, я нашел зеленую «корочку» с золотым арабским тиснением. Внутри фотографии не оказалось, впрочем, она все равно не помогла бы мне разобраться в предназначении этого документа – все надписи здесь также были выполнены арабским шрифтом. Я затолкал документ в свой нагрудный карман, подтащил однорукого к краю кузова. Водитель молча смотрел на меня снизу. Его анемичное, как и он сам, лицо застыло, будто передо мной стояла восковая фигура. В глазах – обреченная покорность.