— это копия Европы, то Москва — дочь Азии, — подвел итог увиденному кавалер. — Сей город, столица древних царей, еще долго будет оставаться настоящим сердцем России. Тот, кто не видел Москвы, не знает России, а кто знаком лишь с жителями Петербурга, не знает настоящих московитов.

Напоследок кавалер немного приболел, а Заира, воспользовавшись передышкой, съездила к Иверской и от души помолилась, даже немного поплакав.

— Откуда такая религиозность? — брюзжал кавалер. — Ведь вы даже не понимаете службы, которая идет на греческом языке, насколько я осведомлен. И никогда не будете понимать, потому что невозможно перевести священные тексты на ваш татарский язык. Скажи на милость, чем так полюбился вам святой Николай Мирликийский, который заменяет вам всех остальных святых? Вы настоящие язычники, а не христиане, вот что я тебе скажу.

— Я молилась Заступнице, — кротко напомнила Заира. Она бы и еще погостила в Москве, однако непоседливый кавалер решил, что довольно: белых ночей здесь, к счастью, не было, зато постоянный звон колоколов его сильно донимал. К тому же не стоило медлить в городе, где только ели, а если и садились за карты, то играли по мелочи.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Всю обратную дорогу г-н де Сенгальт и его раба резались в карты. Дорога никогда не была для кавалера потерянным временем, а тут еще Заира пылко увлеклась игрой и сама заставляла его не выпускать карт из рук. Она была просто чудо, эта малютка; ни одна женщина так не ублажала его в постели, так не развлекала в другое время. Впрочем, он не преминул задержаться в Твери и Валдае, ссылаясь при этом на утомление своей крошки. Заира не перечила: ласковый обман, к которому он прибег, оказался действенней трости. Возможно, и она открыла, что покорность выгоднее швыряния бутылок. Долгому миру между любовниками немало способствовал Акиндин, расторопный и услужливый малый, склонявший хозяев ко взаимным уступкам.

В дороге у кавалера созрело окончательное решение, что делать дальше. Едва над унылыми болотами сверкнуло тонкой золотой иглой Адмиралтейство, он велел ехать поскорее, так ему не терпелось начать сборы в новое путешествие: раз в России ему не сыскать дела, он вознамерился посетить Швецию. Возможно, шведской короне пригодятся его многочисленные таланты, столь нерасчетливо отвергнутые другими монархами.

Пока ехали по предместьям столицы, застроенным жалкими лачугами, перемежавшимися громадными пустырями, заваленными всяким хламом — вещь, невозможная в Европе, — настал вечер, о чем они узнали по хлопку пушки, так как темнеть и не думало: в середине июня ночи в Петербурге не полагалось. Кавалер вздохнул: опять придется спать с повязкой на глазах.

В «Золотом якоре» все очень обрадовались возвращению знатного иностранца, начиная с хозяина, который беспокоился о неоплаченном счете, до кухонной девчонки, выносившей помои, с которой кавалер однажды перемигивался, и она мечтала занять место Заиры. Целый ворох приглашений ждал его, и среди прочих записка от герцога Карла Курляндского: его светлость недавно прибыл на берега Невы, о чем извещал своего друга Казанову. Намерения кавалера мгновенно изменились: герцог был особой высшего круга, он мог ввести в свет, представить ко двору; кроме того, там, где пребывал герцог, всегда шла игра. Швеция была отложена.

На следующий день он отправился к Баумбаху разузнать городские новости, однако дом того оказался наглухо заперт и будто вымер. Недоумевая, он надумал пойти к генералу Мелиссимо, уже вернувшемуся от турецких границ, но по дороге встретил Зиновьева. Облобызав венецианца — обычай, не вызывавший у кавалера восторга, — бравый гвардеец со смехом поведал ему, что Баумбах, вдрызг проигравшись, сбежал и уже арестован в Митаве: он был офицером, и бегство его рассматривалось как дезертирство. Кавалер поморщился, невольно припомнив собственное свое недавнее бегство из Лондона от долгов и тюрьмы.

— У нас в России строго, — похохатывая, добавил Зиновьев, — о военных и речи нет. Даже штатские под наблюдением. Никто из знатных особ не имеет права надолго покинуть столицу, не дав о том оповещения в газетах. Якобы для кредиторов, а на самом деле для полиции.

Уж не намекал ли он на то, что кавалер, уехав почти на месяц, никого не предупредил?

— Я всенепременно сделаю это, когда буду навсегда покидать Петербург, — холодно отозвался он, давая тем самым понять нахалу, что не собирается здесь навсегда задерживаться, а заимодавцев не опасается.

Вскоре стало известно, что над Баумбахом состоялся суд; чин ему, правда, сохранили, но отправили навечно в камчатский гарнизон. Что до Кревкера и его бойкой подружки, то они исчезли, едва поняли, что от Баумбаха больше не поживишься. Раздумывая над событиями, кавалер пришел к выводу, что ему сильно повезло: окажись он тут, он был бы замешан в некрасивую историю. Во всяком случае, репутации его нанесен значительный урон: ведь чуть ли не каждый вечер он играл у Баумбаха, и это известно всем.

ПОЕЗДКА К ГЕРЦОГУ КАРЛУ

Герцог Карл Курляндский остановился в доме богача Демидова, владельца сказочных уральских рудников. Говорили, будто свой дом этот счастливец велел построить из одного железа: все, от фундамента до крыши, было выковано из железа. Дом мог не опасаться пожара, однако в сыром Петербургском климате очень скоро его должна была съесть ржавчина. Кавалеру объяснили, что добираться по суше к дому Демидова придется полдня, а лучше нанять лодку и спуститься вниз по Неве: тут тебе и Демидов дом у самой воды. Венецианцу не привыкать к воде и лодкам: кавалеру это пришлось по душе, и он велел Акиндину договориться с гребцами.

Для визита к Его Высочеству кавалер облачился в костюм из зеленой тафты, вышитый стеклярусом, и зеленую шляпу с желтыми перьями. Величественный и яркий, как подсолнух, он расположился в лодке, озирая гребцов: ребята крепкие, молодые, домчат быстро. Нева кишела всевозможными посудинами, как большая дорога. Сначала плыли вдоль царского Зимнего дворца превеликой пышности; набережную перед ним украшала нарядная балюстрада из точеных деревянных балясин; возле причала стояли богатые лодки. Императрица Елизавета построила дворец для себя, но пожить в нем не успела, а поселилась здесь волею судеб захудалая Ангальт-Цербтская принцесса, которую нынче все величают императрицей Екатериной и аудиенцию у которой никак не получить. Кавалер принял гордую позу, краем глаза посматривая на дворцовые окна, уж не выглядывает ли кто-нибудь оттуда. Сразу за дворцом, отделенное каналом, развернулось Адмиралтейство. Будучи помешанным на флоте, император Петр расположил верфь, помещаемую в других странах на окраинах, в центре столицы. Кавалер бросил ястребиный взгляд на эллинги и строящиеся на стапелях большие корабли: кому продать секреты беспечных московитов? Однажды во Франции он неплохо заработал, собрав в Дюнкерке