верили. Кавалер боролся с ним, где только мог. Помнится, несколько лет назад в Гааге ему удалось восстановить против графа французского посланника и еще кое-кого, сорвав грандиозную денежную аферу своего врага. Последний раз они виделись около года назад, когда, прибыв в Кале из Лондона, кавалер сильно досадовал на вывезенную из Англии болезнь, и граф с милой улыбкой предложил вылечить его за три дня с помощью пятнадцати пилюль. Слава Создателю, он не решился глотать эти подозрительные пилюли.

— Сен-Жермен — человек необыкновенный, — пробормотал кавалер. — Первый среди обманщиков, король шарлатанов, астролог и чародей. Но откуда ему знать Григория Орлова?

Спокойный и снисходительный, Панин, перебирая бумаги, рассеянно ответил:

— Сен-Жермен долго жил в Петербурге и даже принимал участие в славной революции, возведшей на престол нашу государыню.

Его посетителю оставалось только заскрежетать зубами. Проклятый колдун был здесь в знаменательном 62-м году! Неужели этот самозваный граф действительно наделен способностью предвидеть события?

— Но ведь Сен-Жермен сейчас далеко…

— Он прислал письмо, — живо объяснил Панин.

Все было кончено. Интересно, что именно сообщено Орлову? Впрочем, даже если крупица славы Джакомо Казановы достигла ревнивых ушей фаворита, ни высочайшей аудиенции, ни должности ему не видать. Черт подери Сен-Жермена, Григория Орлова и Екатерину — эту современную Агриппину, за три неполных года своего правления успевшую отправить на тот свет двух законных российских императоров, а собственного сына лишить короны.

Вернувшись в гостиницу, он отобрал карты у перепуганной Заиры и распорядился:

— Собирайся: мы едем в Москву. Заира взвизгнула от радости.

Вечером, пока Заира весело укладывала в чемодан свои ленточки и воротнички, болтая с горничной, кавалер ужинал один внизу, и сам герр Бауэр прислуживал ему. На ужин в числе прочего подавалось кушанье необычайное — жареная корюшка. Мощный, крепкозубый рот кавалера работал без устали, поглощая горы мелкой рыбешки. Запивая сей дар невских вод отменным французским вином, кавалер повторял строку Горация «Пользуйся днем, меньше всего веря грядущему». Он был весел и доволен жизнью как никогда.

ДОРОГА В МОСКВУ

В Петербурге перестало темнеть. Если зимой кавалер не мог определить, который час, и собирался спать уже в обеденную пору, то теперь, с удивлением глядя на солнце, сверкавшее чуть ли не в полночь, он возмущенно осведомлялся, когда же настанет ночь.

— Месяца через полтора, — ответили ему. — Коротенькая.

Услышав облегченно, что в Москве с ночью все обстоит благополучно, он заторопился в дорогу. Прежде всего он предусмотрительно озаботился рекомендательными письмами и обзавелся ими без труда в большом количестве. Был нанят возница, удобный экипаж и две тройки лошадей, — все очень недорого, особенно если учесть, что проехать только в один конец надо было 500 итальянских миль, или, как выражались московиты, свыше 600 верст. Местная дешевизна продолжала удивлять кавалера: денег в России было мало, и они очень ценились. В дорогу он решил взять, помимо Заиры, гайдука и пару добрых пистолетов. Проверив, достаточно ли перин навалено на дно экипажа и много ли съестного запрятано по ящикам и карманам в стенках, кавалер назначил день отъезда.

Выехали по выстрелу пушки, обозначавшему наступление вечера, без чего население Петербурга не знало бы, когда заканчивать дневные труды. Возница расхваливал дорогу, но кавалер не очень-то в это верил и оказался прав: несмотря на перины, трясло их немилосердно. Заира пищала, однако ему, заядлому путешественнику, было не привыкать. Дорога всегда была его стихией, трудности его не пугали. Предвидя обилие насекомых в придорожных отелях, он заранее оповестил челядь, что ночевать они станут в экипаже, и во всю дорогу придерживался этого неукоснительно, предоставляя гайдуку спать под колесами.

Ехали не без приятности. Еды было вдоволь, Заира под боком. Можно было даже уделить время литературным занятиям. В России ничто не привлекало внимания. Деревни, через которые они проезжали, были все на одно лицо и отличались крайним убожеством.

— Последняя лачуга в Европе — дворец по сравнению с «избами», — высказался по этому поводу кавалер.

Отрываясь время от времени от еды или книги, окидывая взором унылые просторы, он качал головой:

— Ни одной горы! Совершенно плоская земля. Кончался май, все цвело и зеленело, однако ни олеандров, ни пиний, ни оливковых рощ, ни виноградников ему не встретилось за все долгое время пути. Здесь росли только чахлые березы да ели и еще какие-то совсем невзрачные кусты. Оставалось удивляться трудолюбию местных жителей, ухитрявшихся за три месяца, когда их тощая земля оттаивала, вырастить хлеб себе и скотине. Из окон экипажа он видел работавших в полях селян. Впрочем, они везде одинаковы: и на полях Италии и Франции так же гнули спины. Его интересовали туземные женщины, однако Заира начинала хмуриться, едва завидев вдали молодую поселянку, и, не желая ссориться с малышкой, кавалер отводил глаза.

Новгород они решили осмотреть на обратном пути, и сей знаменитый град запомнился кавалеру лишь из-за случая с возницей, показавшегося ему забавным. Одна из лошадей отказалась есть, и встревоженный владелец поначалу долго уговаривал ее и даже целовал в морду, а потом, разъярившись на упрямицу, отлупил животину палкой, что сразу же заставило ее поужинать. Воистину, палка в сей стране творила чудеса. Говорят, полвека назад, во времена Петра Великого, палка употреблялась сверху донизу, так что бывал бит от царя сам первый министр, который в свою очередь бил фельдмаршалов и генералов. Весь Петербург построен из-под палки. Таковы московиты: примитивные натуры, с умом ленивым и поверхностным, они так и останутся азиатами, разумеющими лишь палку, сколько бы ни называли себя европейцами.

За Новгородом пейзаж сделался живописнее, появились неровности земли, пошли густые леса, впрочем, довольно однообразные. Доехав до места, называемого «Валдай», и увидев огромное озеро с многими островами, покрытыми елками, кавалер решил отдохнуть. Множество женщин, нарумяненных и набеленных, с нарисованными углем бровями, окружив их экипаж, стали предлагать ночлег и баню. Услышав перевод, кавалер твердо объявил Заире, что не привык быть так долго немытым. Сердитые взгляды не помогли. Он купил маленькой дурочке связку бубликов и пообещал, что они станут мыться вместе. Вымывшись первой, она сидела на страже в предбаннике и ела бублики, уверенная в верности своего повелителя: его мыли сразу две валдайки. Чтобы успокоить ее, он соглашался даже на трех.

Валдай понравился кавалеру. Разнежившись, он чуть не до Твери провалялся на перинах, обучая Заиру игре в вист. В Твери они опять отдыхали. Российские дороги бесконечны и скучны. То ли дело в маленькой, тесно застроенной Европе, где все дороги кишат путешественниками и на каждом шагу попадаются ищущие приключений дамы. Впрочем, Тверь — большой город. Как ни протестовала