Вот только из летающего чудовища жизнь уходила… заскрежетавшая тварь дернулась, завалилась на бок, захлопала крыльями, шурды дружно завопили, и мы ухнули вниз, в ущелье, беспорядочно снижаясь. Тяжелый удар, птица на полном ходу врезалась в отвесную гранитную стену, под вой гоблинов оторвалась от нее, перекувыркнулась, перед моими глазами круговоротом замелькали небо и земля. С тонким жалобным криком шурд-«парламентер» сорвался и куда-то улетел, а вместе с ним улетел и огромный кусок просто отпавшей гниющей плоти. Мертвая птица распадалась, к земле полетели куски мяса, обломки костей, полилась черная, дико воняющая жижа. Еще один кувырок, в сторону отлетает одно из крыльев, а мы врезаемся в противоположную стену ущелья. Нежить «умерла» еще до касания – я выпил ее досуха. В гранит со шлепком врезался просто большой безжизненный ком разлагающегося мяса. Мясной ком повисел пару мгновений и, медленно разваливаясь на части, упал вниз, на дно ущелья. Некоторые куски плоти сползали по скале, оставляя за собой густую слизь и дергающихся белесых червей.

А я остался висеть… в последний момент я таки успел зацепиться за один из скальных выступов и повиснуть на нем. Висел, весь перепачканный в черной гнилой крови, в слизи, на моих руках копошились черви, выпавшие из туши нежити. А рядышком со мной висел третий парламентер – оказавшийся обычным пещерным гоблином, перепуганным до состояния ступора. Пальцы намертво стиснуты на камне, голова вжата в узенькие плечи, губы трясутся, глаза закрыты… тьфу ты… жалкая картина.

Я лишь убедился, что ноги гоблина прочно стоят на одном из выдающихся камней, и перестал обращать на него внимание. Качнувшись, вбил носок сапога в узкую щель, перенес на ногу весь вес и облегченно вздохнул. Теперь не упаду. Но какая же здесь невыносимая вонь…

– Господи-и-и-ин! – сверху донесся дикий знакомый рев.

– Я в порядке! – крикнул я в ответ, глядя вверх, где на другой стороне ущелья, на самом краю скалы, показалась здоровенная фигура бородача Рикара.

– Держитесь, господин! – ох, какое облегчение прозвучало в голосе моей бородатой няньки.

– Друг Корне! Это было оченно-оченно… – зазвучал захлебывающийся восторгом не менее знакомый голос.

– Молчи! Прибью! Видит Создатель – прибью тебя! Не хвали его за такое! – заревел медведем Рикар. – Веревку тащи!

– Не вздумайте спускаться со стены! – тут же закричал я, взглянул на противоположную сторону ущелья и добавил: – Рикар! Прямо под тобой висит старый шурд! Парламентер! Застрял меж двух камней! Но живой, хотя пытается прикинуться дохлым! Спустите к нему веревку. И пусть цепляется. Не убивать! Не бить! Не глумиться! Отобрать только оружие. Потом ждите меня!

И уже совсем тихонько пробормотал себе под нос:

– Вот это пример я показал всем… с нервами надо что-то делать… так дальше нельзя…

– Да-а-а… – согласно протянул приникший к скале гоблин, судорожно икнул и снова замолк.

Молчал и я, косясь на висящего на другой скальной стене шурда, так и не выронившего кусок ставшей окончательно черно-серого цвета тряпки.

Спустя половину часа всех троих невольных скалолазов подняли наверх, на вершину Подковы.

Меня и гоблина на одну сторону. Старого шурда на противоположную сторону ущелья. Там темный гоблин и остался, сидя на камне в окружении воинов и ожидая моего прибытия. Когда Рикар ткнул пальцем в съежившегося у его ног шурда, а затем в сторону поселения, я лишь отрицательно покачал головой и, напрягая голос, быстро объяснил, что и как надо сделать.

В результате и меня и гоблина вновь спустили вниз, на дно ущелья. Мы быстро прошли к противоположной стороне, обвязались веревками, и нас подняли на вершину уже другой скальной стены, где я оказался прямо рядом с шурдом-парламентером. Что больше всего меня умилило – пещерный гном молча семенил рядышком, не пытаясь убежать или сделать что-либо еще. Прямо как послушная забитая собачонка…

Тянуть склирса за хвост я не стал и сразу перешел к делу, задав старому шурду вопрос:

– С чем вы там, говорите, пришли? С миром? Какой еще великий вас там послал?

– Э-э… эм… – заблеял от неожиданности давно уж потерявший не только важность, но и нить происходящих событий парламентер. – Мы… а вы… вы?

– Я Корне, – не стал строить я из себя таинственную личность. – Барон Корне Ван Исер. Твое имя мне неинтересно. Ты лишь будущий труп под моими ногами. Так кто тебя послал?

Услышав про «труп под ногами», шурд вспыхнул, в его блеклых глазах зажглись огоньки злости, быстро переходящие в беспомощную ярость. Так сидящий в клетке хорек трясется в бешенстве, глядя сквозь прутья на пленившего его человека врага… вот только хорек пушистый, изящный и красивый, а на грязного уродливого шурда нельзя взглянуть без омерзения, смешанного с жалостью. Так смотрят на грязных и убогих сумасшедших, бывающих в каждом селении…

Сам шурд про себя так не думал. Приподнявшись, он выпятил узкую грудь, поднял подбородок, уперся одной рукой в бок. Ух ты…

– Великий повелитель-бог Тарис желает передать весть.

– Так послал бы птичку с посланием, – пожал я плечами. – Хотя он и послал… правда, птичка великовата была.

– Великий повелитель-бог Тарис желает передать весть! – еще громче проскрежетал темный гоблин. – Весть!

– А! – понятливо кивнул я. – То есть я должен молчать и слушать, пока ты тут распинаешься, – нагнувшись, я ухватил шурда за его тощую морщинистую шею и слегка сжал. Пару мгновений я с наслаждением вслушивался в хрипы гоблина, после чего ослабил хватку и, глядя в закатившиеся глаза парламентера, прошипел:

– Не надо из себя строить посланца великого правителя, шурд. Когда глядишь на меня, думай лишь о том, что я могу убить тебя прямо сейчас, и что больше ты своего великого бога-правителя Тариса не увидишь. Я не испытываю уважения к детоубийцам и тем, кто пожирает человечину. Все, чего я хочу прямо сейчас, так это вновь сжать пальцы и выдавить из твоего больного гнилого тельца всю твою никчемную жизнь до последней капли. Если ты уяснил мое к тебе отношение, вонючий шурд, то пробулькай что-нибудь.

– Гвах… гвукх..

– Уже лучше, – поощрительно улыбнулся я, разжимая пальцы и отступая назад. – Говори.

– Я парламентер! Парламентер! – зашипел шурд, держась руками за свое пережатое горло, налившееся синевой. – Нельзя трогать!

– Ты детоубийца, – повторил я, резко мрачнея. – Ты стар, шурд. Сколько уже живешь? Полвека? Чуть меньше? Когда впервые вышел из подземного вонючего гнездилища и присоединился к своим сородичам, разоряющим обозы людских поселенцев? Тридцать пять лет назад? Тридцать? И сколько людей и детей ты убил за это время, а? Скольких сожрал?

– У детей мягкие хрус-с-стящие косточки, – глядя на меня, шурд облизнул сероватые губы, показав темный бугристый язык. – Вкус-с-сно…

– Вот мразь! – пальцы Рикара с хрустом сжались. Таким кулачищем один разок ударить – и нет посланца…