Вернулся в Смольный, улучил удобный момент и обратился к Феликсу Эдмундовичу: надо, мол, мне оформляться чин по чину, а то нехорошо получается.

Он согласился: ну что ж, оформим. Тут же Дзержинский написал два документа, сам подписал, дал подписать Гусеву и вручил мне.

Первый документ:

„6 ноября 1917 г.

В центральный комитет Балтийского флота.

По распоряжению Военно-революционного комитета матрос Павел Мальков оставлен в Петрограде в качестве коменданта Смольного института.

За председателя Дзержинский

Секретарь Гусев“.

И второй, того же содержания, в судовой комитет крейсера „Диана“. Так кончилась моя морская служба.»

Это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Современные «историки» утверждают, что флот превратился в результате революции в банду разложившихся бузотеров, и вдруг такая ситуация! И самое интересное не в том, что Мальков озаботился надлежащим оформлением своего положения, хотя мог просто сказать товарищам: да мне плевать, я высших должностных лиц Республики теперь охраняю. Другое удивляет: а какое дело этим товарищам, таким же простым матросам, до того, где находится теперь кто-то из команды «Дианы»? Они-то кто? Вот-вот, почему же сам командир крейсера не запросил Смольный о судьбе своего подчиненного?

И вывод получается шокирующий: дисциплина на кораблях держалась не усилиями офицеров, а заботами нижних чинов. Значит, вопросы дисциплины на флоте после Октября никуда не ушли, они оставались. Нижние чины в соблюдении ее были заинтересованы и сами проявляли инициативу в этом вопросе, т. е., логично предположить, что и командному составу никто бы из матросов не стал палки в колеса вставлять, если бы командиры стремились поддерживать порядок, но командование самоустранилось. А такое поведение офицеров называется саботажем.

А поведение матросов называется сознательностью. Так кто разложился?

* * *

Правда же в том, что весь кошмар, охвативший, якобы, корабли с началом Февраля, является измышлениями пропагандистов тухлой белой идеи. Изгнанная матросами оскотинившаяся тупость в эполетах и предавшие Родину персонажи, подобные Графу, изощрялись в описаниях ужасов, творимых восставшей чернью, а с 1991 года эти песни подхватил весь российский пропагандон.

Конечно, не обошлось без эксцессов, глупо было бы утверждать обратное. Жертвы же сами выпрашивали очень долго и старательно, как адмирал Вирен, например, превративший Кронштадт в тюрьму матросскую. Только эти самосуды и вспышки анархии были очень быстро ликвидированы вышедшими из подполья большевистскими организациями на судах, там, где были большевики, вольницы не было. 28 апреля был образован Центральный Комитет Балтийского флота (Центробалт), в котором сразу влияние членов РСДРП(б) стало решающим, и порядок революционный на флоте был установлен.

И что такое революционный порядок было продемонстрировано немцам при попытке прорыва кайзеровского флота у Моонзунда и выхода на оперативный простор с угрозой Петрограду. Судовые комитеты, возглавляемые большевиками, мобилизовали личный состав на отпор агрессору, умылся немец кровью.

И для моряка-балтийца в те дни самым большим укором было, если товарищи скажут, что он своим разгильдяйством позорит звание матроса революции.

«В Гельсингфорсе был установлен твердый революционный порядок. По всем улицам стояли матросские патрули. Не было ни грабежей, ни насилий, не было никаких хулиганских выходок, ни одного серьезного инцидента. Несмотря на то, что стояли еще лютые морозы, а моряки ходили в бушлатах, ботинках да бескозырках, никто не отказывался идти на дежурство, не пропускал своей очереди.

Греха таить нечего — среди матросов водились любители выпить. Но в эти дни их словно подменили.

Начальник местного жандармского управления генерал Фрайберг попытался было споить моряков, внести разложение в их среду. Числа 5–6 марта по его распоряжению в Гельсингфорс доставили несколько цистерн спирта. Жандармские агенты начали рыскать среди матросов и подбивать их на разгром вокзала, убеждая матросов захватить цистерны и поделить спирт. Никто, однако, на эту провокацию не поддался. Спирт конфисковали, а Фрайберга и его подручных арестовали.

Был у меня на „Диане“ приятель Егор Королев, большой любитель выпить. Встречаю его как-то на палубе. Настроение, вижу, у него приподнятое, вид возбужденный.

— Чего это, — спрашиваю, — с тобой случилось? Вроде как бы ты сам не свой.

— Да понимаешь, какое дело… Ходил сейчас с ребятами на вокзал, спирт захватывать.

— А, ну тогда ясно. Хватанул, значит, там как следует.

Егор разъярился, даже побагровел:

— Ты что, очумел? Нешто сейчас время пить? Никто из ребят и капли в рот не взял. Все чин по чину. Вагоны со спиртом мы захватили и охрану выставили, чтоб всякой шантрапе неповадно было. Ну, думаю, раз Егорка от дарового спирта отказался, значит, понимает что к чему».

(П. Д. Мальков. Воспоминания первого коменданта Кремля).

Естественно, что моряки, как наиболее революционная и сознательная сила, в победу Октябрьского вооруженного восстания внесли вклад существенный, поэтому ненавидели их разные бунины откровенно. Ненавистью животной. Соответственно, и описывали как отвратительную банду. Вот только эта «банда» на смерть за революцию шла, не раздумывая, а сам Иван Бунин, человек еще не старый в то время и не инвалид, винтовочку в руки взять не пожелал, что бы геройски за белую идею сражаться. Он же не матрос, он, как мне кажется, просто человек с очень нехорошими моральными принципами.

И, наверно, В. И. Ленин был глупым романтиком, если отдавал такие указания:

«В связи с образованием отрядов социалистической армии и предстоящей скорой отправкой их на фронт необходимо в каждый формируемый эшелон добровольцев (состав 1000 человек), в целях спайки их, нарядить по взводу товарищей моряков»?

Это взвод алкоголиков и анархистов мог спаять 1000 человек добровольцев?

Но вот есть убойный компромат, как сегодня считается, на моряков — бегство из-под Нарвы от немцев. Впервые эта гнусная клевета мною была встречена в книге В. Суворова. Не уверен, что этот перебежчик был первопроходцем, но у меня нет никакого желания копаться в этой грязи.

Описана у Резуна-Суворова ситуация в похабнейшем свете: орава братишек, привыкшая к разгильдяйству, как только столкнулась с немцами в боевой обстановке, задала драпака и остановилась только на Волге…

На самом деле ничего похоже даже близко не было. Тысячный отряд под командованием П. Дыбенко прибыл под Нарву 1 марта, поступил под командование бывшего царского генерала Д. П. Парского, который и руководил обороной фронта против немцев на этом участке. Моряки сразу же были брошены в бой и держали оборону не против каких-то немецких резервистов, а против кадровых, численно превосходящих и лучше вооруженных частей. В боях за станцию Корф отряд балтийцев понес большие потери, отличилось