Лизаров сообщил новость Абовицу.

Абовиц сразу начал разворачиваться в разные нужные для своих дел стороны.

Первая сторона. Абовиц устроил Серковского на безденежную должность советчика в городское Общество помощи изучению древностей, в земле российской до времени сокрытых.

Вторая сторона. Абовиц через одного пожарного унтер-офицера за двадцать пять рублей нашел мужчин Сидорова и Каширова, которых как раз выпустили из тюрьмы.

Сидоров и Каширов сидели за водовозную бочку.

Интересно, что Сидоров и Каширов нацелились на бочку с другим.

Рядом с пожарной частью, почти что напротив, была лавка Айвазяна, в которой торговали вином в готовых бутылках и в розлив.

Где розлив, там и тара, где тара, там и бочки. Сидоров и Каширов пришли и увидели, что по правую руку на подводу загружают пустую бочку от Айвазяна, а по левую руку на подводу загружают полную бочку для одного пожарного унтер-офицера — полить огород. Сидоров и Каширов ничего не перепутали, хоть всегда ночью все бочки похожи между собой. А не перепутали, потому что пустая бочка громыхала, а полная даже по виду была сильно полной. Сидоров и Каширов забрали полную, а не пустую, тем более уже нацелились.

Эти Сидоров и Каширов происходили из села Парутино и нанимались в Одессе на зиму.

Третья сторона. Абовиц подговорил своего работника Мотача на большое дело. До этих самых пор Мотач считался на подхвате у Абовица и делал дела по-маленькому.

Мотач умел писать всеми руками на свете. Интересно, что фаинскую метрику чуточку поправил для Серковского Мотач своей правой рукой.

Абовиц случайно нашел Мотача уже давно.

Мотач сидел в чайной, которая стояла как раз возле базара и как раз возле почты тоже.

Абовиц по своему положению в такую чайную не ходил. А тут ударила сильнейшая жара, и в голову Абовицу сильно вступило, тем более Абовиц ехал на извозчике без всякого верха. Абовиц сделал тпру извозчику и скоренько забежал попить холодненького кваса с изюмом, чтоб оттянуло от головы.

Пока у Абовица оттягивало, Абовиц услышал, как Мотач громко звал людей подходить и хвалился хоть с какого голоса написать письма для родственников и вывести буквы на совесть. По всему получалось, что Мотача уже люди хорошо знали, тем более при царизме грамотность была сильно не у всех.

Абовиц подошел и посмотрел, как Мотач выводит.

Абовиц удивился, потому что Мотач выводил каждому и под голос, и под лицо, и под место жительства. Особенно Мотач отдавался букве В.

Это было в 1893 году. Мотачу тогда исполнилось хорошо за тридцать. У Мотача имелись сыночек и жена, работа тоже была. Мотач работал на второй смене в портовой конторе, считал оборот и прочее. А в базарный день Мотач шел в чайную часам к восьми утра. Мотач брал с людей посильно и даже меньше. Мотач в деньгах не сильно нуждался, хоть копейка была нелишняя.

Мотач сильно нуждался, чтоб писать буквы. Если Мотач долго не писал, у Мотача в голове начиналась нечеловеческая боль. Другой бы нашел службу с письмом, а Мотач не искал из-за скромности и несмелости характера, тем более Мотачу уже было неудобно перед цифрами. Другой бы для здоровья писал дома, а Мотачу писать дома никогда не помогало.

Абовиц не смог выманить Мотача из чайной, хоть из портовой конторы Абовиц Мотача выманил.

И пошло-поехало у Мотача с Абовицем на новой работе.

У Мотача была хваткость, и Мотач научился писать на всем на свете и резать разные печати. Мотач стал называться гравер.

И вот Серковский с Лизаровым надавили на голову людям, которые не знали, куда потратиться, и получили для науки деньги на копание земли. Этим людям Серковский с Лизаровым пообещали за доброту тихонечко уступить кое-что из выкопанного, хоть и в другом месте.

Штерн честно начинал свое, а Абовиц — свое, хоть и нечестно.

Через сколько-то получилось, что из земли выкопалось хорошее.

Когда выкапывалось, все люди сбегались и всё видели. Звали фотографа, и выкопанное снималось в разных видах на карточки.

Штерн особенно плакал от счастья, когда выкапывались камни с буквами. Когда выкапывались дамские изделия из золота, Штерн почти что не плакал. Тем более золота выкопалось две штуки.

Сидоров и Каширов в нужное время нанялись в артель землекопов и копали по мере сил. Ночью артель не копала, а Сидоров и Каширов наоборот, тем более под присмотром одного пожарного унтер-офицера. Сидоров и Каширов накопали сколько-то камней, хоть и без букв. Эти камни Сидоров и Каширов привезли к Абовицу.

Абовиц через Лизарова получал карточки и бумаги с научными удостоверениями честности выкопанного.

Абовиц своими руками делал похожие изделия из золота под приглядом Лизарова, а Мотач делал похожие бумаги с печатями. Еще Мотач под приглядом Лизарова писал похожее на камнях. А Серковский заверял своей рукой уступку кое-чего кому надо.

Кому надо при уступке говорилось, что кое-что выкопалось на огороде у Сидорова или Каширова как раз в десяти верстах от Штерна. При царизме не все люди были честными, потому Сидоров или Каширов божились на чем свет стоит и давали всем на свете расписки.

Дело у Абовица с Серковским пошло хорошо, и за столько лет много кому кое-чего выписалось и кое-что отвезлось.

Из науки уже давно известно, что если у кого начнет пахнуть жареным, так и не остановится. У Серковского пахло сначала от Елизаветы, а потом еще запахло.

При царизме пятилетки еще не было, потому люди не знали свою судьбу. Так царизм играл человеком.

Фаина народилась в городе Батум.

Про своего отца Фаина знала со слов своей матери.

Отец Фаины служил телеграфистом. Из-за характера отец сильно давил своей рукой на то, на что полагалось давить. Хоть полагалось давить несильно. Такая старательность довела мужчину-телеграфиста до тяжкой болезни всего организма.

Получилось, что отца Фаины взялся лечить один хороший доктор, а сам вылечил неправильно, потому отец умер себе в тридцать три года.

Интересно, что отец Фаины умер без своего ребеночка, и ребеночек народился уже у одной матери.

Мать Фаины умела шить. И после смерти мужа мать Фаины начала шить как белошвейка на швейной машинке «Зингер». При царизме машинки были не у всех на свете швеек. Мать Фаины была не все, потому у матери и было.

Когда случилось, что тонул пароход «Владимир», Фаина с матерью как раз тонула на этом самом пароходе.

Получилось, что мать со своей дочечкой ехала в Одессу на встречу с просватанным женихом для матери, бездетным вдовцом по имени Новиков. Зарабатывал Новиков на жизнь тем, что имел магазин и хорошо там торговал разной на вкус и на цвет материей. На щуп новиковская материя тоже была разная. А цену Новиков давал на все на свете хорошую. При царизме от людей скрывали, что при царизме ничего хорошего не было, тем более цена. Потому люди и тянулись хоть зачем хоть к ком у.