– Она вернет тебя к жизни. Твоя леди – огненный ангел. Будь я лет на двадцать моложе, я бы дрался с тобой за нее.

– И проиграл бы.

Оба засмеялись. Услышав их веселый громкий смех, слуги в зале не могли не улыбнуться.

– Значит, ты остаешься? – спросил Брэнд.

– Конечно. Я надеялся, ты попросишь остаться. Мне здесь нравится, да и потом как-то не привлекает возвращение домой по такой погоде.

– В тебе же кровь викингов, и несколько бурных волн не испугают тебя, – поддразнил Брэнд.

– Не испугают. Но испортят мне аппетит.

– Тогда оставайся до весны.

– Нет. Я лишь ненадолго задержусь. Я должен готовить своих людей к битве.

Вспомнив, что ему до сих пор не принесли выпить, Брэнд поискал глазами слугу.

– И какой же страной ты мечтаешь управлять теперь? – небрежно спросил он, зная, что не проходило ни дня, чтобы герцог Нормандский не сражался или не помышлял о битве.

– Страной Эдуарда.

– Англией?

Удивленный и потрясенный, Брэнд повернулся к другу. Вильгельм сейчас походил на льва, жаждущего крови.

– Ты много раз посмеивался насчет этого, но я не думал, что твои планы так серьезны.

– Почему нет? Эдуард обещал трон мне. Гарольд Уэссекский будет протестовать, я уверен. Он уже принимает решения, а Эдуард не вмешивается, потому что боится ничтожного ублюдка. Но я сниму с Гарольда голову. И тогда вся Англия будет моей.

– Рад, что я не король. Что никто не готовит мои похороны, когда я еще не умер.

– Эдуард не молод и не здоров.

– Не замечал, – сухо пробормотал Брэнд, и герцог взглянул на него с хитрой усмешкой.

– Я должен готовить свое будущее.

– Наверняка у тебя есть несколько месяцев, прежде чем король умрет.

– Если в замке останусь я, то останется и сэр Ричард.

– Знаю. Он должен присутствовать на свадьбе дочери. Когда Ричард не путается у меня под ногами, желая удостовериться, что я хорошо обращаюсь с Бринной, он кажется довольно приятным. – Брэнд прищурился. – Интересно, когда Эдуард выставит кого-нибудь против меня, как в случае с лордом Ричардом?

– Тебя это беспокоит? – гневно спросил Вильгельм. Улыбка друга заставила герцога засмеяться, подняться из кресла и хлопнуть Брэнда по спине. – Значит ли это, что король не приглашен на твою свадьбу?

Откинув голову, Брэнд засмеялся. Вильгельм был доволен. Хотя его любимый рыцарь столь же беспощаден на поле битвы, как и он сам, его смех может очаровать даже злейшего врага.

Через минуту, ища в коридоре свою любовницу, Вильгельм разразился громким хохотом, когда услышал из зала почти умоляющий рев друга:

– Так где, во имя Господа, моя проклятая выпивка?

Бринна встала пораньше, чтобы поработать в огороде матери, собрать травы, пока еще не установились холода. Розмарин и тимьян можно развесить для сушки в подвале, да и петрушку можно спасти, а вот ноготки уже погибли. Глядя на замерзшие лепестки, Бринна сердито нахмурилась. Господи, она даже не помнит, когда в Эверлохе было столько людей. Сейчас едва ли можно пройти по залам, не столкнувшись с оруженосцем или воином, и служанки забросили вышивку и шитье в надежде привлечь внимание норманна или англичанина.

Бринне хотелось тишины и покоя, чтобы собраться с мыслями. Ее мысли главным образом занимал будущий муж. После того как Брэнд поцеловал ее в конюшне, Бринна больше не видела его. И слава Богу. Она ведет себя не лучше мартовской кошки, чуть ли не мяукает от его поцелуев. Отвратительно. И все время думает о нем. Даже оскорбила короля прошлым вечером. Эдуард пытался завести с ней беседу за ужином, а она искала глазами Брэнда, не могла найти и злилась, пока не ушла к себе в комнату.

Скорее всего жених спал с одной из ее служанок, думала Бринна, срывая с промерзшей земли веточку мяты. Нельзя все время думать о нем. Наверное, лишь крепкая пощечина способна привести ее в чувство. Тут она услышала за спиной какой-то шорох, обернулась и сразу поняла, что надежда вернуться к спокойствию несбыточна.

Брэнд молча смотрел на нее, и решимость Бринны увядала, словно капуста вокруг его ног.

– Как вы нашли меня? – наконец выговорила она, когда он шагнул вперед.

Ей не хотелось быть наедине с ним, она вполне могла броситься в его объятия, если он попросит о поцелуе.

– Ваш отец сказал, что вы можете быть здесь.

Она бы спросила, зачем он ее искал, если б имела мужество противостоять его ответу.

– Это мамин огород, – тихо сказала Бринна, опустив ресницы, чтобы защититься от холодного взгляда жениха. – Я пришла спасти что удастся, до того как мороз… – Слова застряли у нее в горле, когда Брэнд присел рядом.

– Я сожалею, что вы потеряли мать.

Она подняла ресницы и тут же обругала себя за оплошность. Его близость смешала ей мысли, согрела кровь, заставив ее вообще забыть о холоде.

– Я…

Черт бы его побрал, она уже не помнила, что хотела сказать. В ответ Брэнд одарил ее улыбкой. Как ей теперь работать, если он ворвался в ее мысли подобно лучу солнца, пронзающему мрак?

– Чего вы хотите? – процедила она.

– Вас.

– Милорд, вы уже получили меня, победив отца.

– Я даже не знал, что вы существуете, когда сражался с вашим отцом, – возразил Брэнд.

Зато она прекрасно знала, что он существует. Хватит. Того человека больше нет. Пожав плечами, Бринна сунула пригоршню листьев в сумку, висевшую на боку.

– Что сделано, то сделано. Нам следовало бы научиться друг друга ненавидеть, чтоб мои люди не поняли, насколько мы с вами несчастны. – Он вдруг откинул голову и засмеялся. – Не вижу в этом ничего смешного, лорд Брэнд.

– Я только подумал, как закалило лорда Ричарда воспитание дочери. Неудивительно, что он стал превосходным воином, у него были годы упражнений в поединках со львицей.

Не придумав ехидный ответ, Бринна смахнула волосы с лица, и на щеке осталось грязное пятно.

– Никаких особых неприятностей со мной у отца не было. Должно быть, он рассказал вам, как один раз я подожгла волосы герцогине Йоркской. Но я просто слишком близко поднесла свечу, мне показалось, что у нее паук на лице. Откуда мне было знать, что это родинка?

Секунду Брэнд непонимающе смотрел на нее, потом опять засмеялся. Она хотела разозлиться, но вместо этого улыбнулась. Кто бы мог устоять перед его заразительным смехом?

– Вы неотразимы.

Брэнд стер грязь с ее щеки, потом сел на траву, раздавив мяту и прижав длинные ноги Бринны к своей груди. Воцарилось молчание. Похоже, он что-то обдумывал.