ордена Винрих фон Книпроде собрал все свои силы, призвал на помощь ливонских рыцарей и многочисленных гостей из Европы и предпринял правильную осаду со стенобитными машинами. После двухмесячной осады ему удалось разрушить стены и овладеть развалинами города вместе с небольшим остатком храброго гарнизона (1362). Но литовцы вскоре рядом с этими развалинами выстроили новую Ковну и точно так же обратили ее в сильную крепость.

В своей борьбе с немцами литовцы следовали тому же образу действий. Они также предпринимали внезапные вторжения в пограничные орденские земли, но не столь мелкими отрядами, ибо таковые легко могли подвергнуться истреблению посреди многочисленных немецких замков, соединенных друг с другом и с внутренней страной хорошими дорогами. Поэтому литовские вторжения не были так часты, как немецкие; литовцы точно так же жгли селения и предместья городов, угоняли скот и уводили в плен жителей. В случае удачного похода они сжигали в жертву богам часть захваченной добычи вместе с одним из пленных рыцарей. В течение этого более чем тридцатилетнего периода летописцы упоминают только две значительные битвы, в которых литовские князья понесли поражение от крестоносцев: на берегах речки Стравы, впадающей в Неман, в 1348 году, и у прусского замка Рудавы, в 1370 году. Очевидно, сила и энергия той и другой стороны приблизительно были равны, и потому решительного перевеса не оказалось ни на той ни на другой. Несмотря на все усилия крестоносцев, им не удалось раздвинуть свои пределы вглубь литовских земель, и границы остались те же, которые были намечены в предыдущем столетии. Объединенная Литва остановила совокупный напор прусских и ливонских немцев и отстояла свою самобытность.

Героем такой долгой, непрерывной борьбы с немцами явился Кейстут Гедиминович, князь пограничных с ними литовских областей. История этой борьбы украшена его личными подвигами и даже чудесными приключениями. Так, однажды Кейстут попал в засаду и был взят в плен. Его с торжеством привезли в Мариенбург и заключили в замке (1361). Но тут приставленным к нему слугой оказался крещеный литвин Альф. В последнем, при виде литовского героя и в разговорах с ним, пробудилась любовь к родине, и он помог бегству пленника. Заметив в стене своей камеры какое-то отверстие, Кейстут постарался его расширить; повешенный на стене ковер скрывал это отверстие от глаз посторонних, а куски камня и штукатурки слуга тщательно выносил вон. Однажды ночью Альф принес Кейстуту белый рыцарский плащ с нашитым на нем черным крестом. Они пролезли в отверстие, спустились со стены, сели на лошадей самого великого командора, и, никем не остановленные, выехали из замка. Дорогой повстречался им один рыцарь; не узнав Кейстута, он обменялся с ним обычным между орденскими братьями приветствием. Затем Кейстут, бросив коней, пробирался только по ночам, а днем укрывался в лесных и болотистых местах. Так он достиг Мазовии, где отдохнул у своего зятя, князя Януша, и потом благополучно воротился на родину. Вскоре затем Кейстут, во время одной битвы, снова попал в плен, но ему удалось как-то немедленно ускользнуть из неприятельского лагеря.

Самый брак литовского героя с любимейшей его женой Бирутой предание украшает романтическими обстоятельствами. На песчаном холме морского берега (близ гавани Полонги) в сосновом бору находилось святилище богини Прауримы, в котором пылал огонь, постоянно поддерживаемый девственными жрицами, или вайделот-ками. В числе этих жриц была дочь одного знатного жмудина, красавица Бирута. Услыхав о ней, Кейстут пожелал ее видеть и однажды, возвращаясь из похода в Пруссию, заехал в Полонгу. Плененный красотой и разумом Бируты, он вознамерился вступить с нею в брак. Но жрица отказала, ссылаясь на свой обет девства. Тогда Кейстут насильно увез ее к себе в Троки и женился на ней. В числе детей, рожденных ему Бирутой, был знаменитый впоследствии Витовт[19].

Неустанная борьба Кейстута на севере и западе против крестоносцев хотя и требовала иногда присутствия и помощи со стороны его брата великого князя Ольгерда, но вообще она оставляла последнему свободные руки для деятельности на востоке и юге, чтобы продолжать дело подчинения соседних русских земель литовскому верховенству. Если при Гедимине на этом поприще Литва еще могла избежать столкновения с Москвой, то при Ольгерде, идя в том же направлении, она неизбежно должна была встретиться со своей соперницей по собиранию Руси. Прежде всего, повод к этому соперничеству подавал Новгород Великий, который еще при Гедимине начал искать союза с Литвой в отпоре властолюбивым и корыстолюбивым притязаниям московских князей. Симеон Гордый, как мы видели, заставил новгородцев смириться перед Москвой (1345). После того Ольгерд идет войной на Новгород, под маловажным предлогом, что посадник (Остафий Дворянинцев) обругал его псом. Поход этот повлек опустошение некоторых новгородских волостей и окончился миром, который, вероятно, снова восстановил в Новгороде униженную литовскую партию. Большее влияние Ольгерд оказывал на ближайшую к себе Псковскую область, благодаря стремлению псковитян обособиться от Новгорода и их нужде в помощи против ливонских немцев; вследствие чего псковичи нередко принимают к себе князя или наместника из Литвы. Так Ольгерд дал им в князья своего сына Андрея, удельного князя Полоцкого, крещенного по православному обряду.

Еще большее влияние возымел Ольгерд на другую соседнюю русскую область, Смоленскую.

Когда-то лежавшее в средине русских земель и наименее подверженное внешним опасностям, Смоленское княжество очутилось теперь в самом невыгодном положении между двумя соперницами по собиранию Руси. Не имея достаточно сил отстоять свою самобытность, оно поневоле должно было выбирать между той или другой зависимостью, хотя и пыталось противопоставить их друг другу. Прежде всего Смоленское княжение испытывало на себе тяжелую руку Москвы: в княжение Александра Глебовича (племянника Федора Ростиславича Черного) московский князь Юрий Данилович отнял у смольнян можайские уезды. Это обстоятельство повлекло за собой сближение смоленских князей с литовскими. Гедимин был их союзником, хотя еще не решительным; а Ольгерд уже явно выступил их защитником против дальнейших московских захватов, и, как мы видели, одними переговорами ему удалось в 1352 году остановить поход Симеона Гордого на Смоленск. Но подобные услуги оказывались, конечно, не даром: они ставили Смоленск в прямую зависимость от Литвы; чтобы упрочить эту зависимость, Ольгерд захватил смоленский пригород на Волге Ржеву, важный по своему положению на границе с владениями московскими и тверскими (1355). Тогда смоленский великий князь Иван Александрович (сын Александра Глебовича) попытался было освободиться от литовской зависимости в союзе с Москвой и Тверью. Но Симеона Гордого уже не было в живых, а преемник его Иван Иванович не отличался решительным характером. Ольгерд отнял у