class="p1">Разворачиваюсь и встречаюсь с грустными карими глазами Алены, жены Германа.

Девушка в безразмерном бежевом спортивном костюме с дочкой, одетой так же как мама, на руках быстро приближается ко мне. Не понимаю, что происходит, поэтому просто стою, краем уха улавливая, что такси уезжает.

Алена в считанные секунды преодолевает разделяющее нас расстояние и останавливается напротив меня.

— Привет, прости, что беспокою. Я не знала, куда еще мне идти, — бормочет она, а я только сейчас замечаю ее, такие же как мои, заплаканные глаза.

Глава 27

— У тебя что-то случилось? — у меня не останется сил, поэтому слова выходят очень тихими.

— Нет, — на автомате выпаливает Алена, но в следующее мгновение опускает взгляд. — Да, — бормочет.

Девушка выглядит такой разбитой, что у меня сжимается сердце. Ее состояние полностью отражает то, что происходит внутри меня. Очень сильно резонирует с чувствами, которые разъедают мою душу.

— Пойдем, — выдавливаю улыбку для малышки, которая, кажется, вот-вот уснет.

Алена поднимает на меня глаза. Смотрит своими зелеными омутами и кивает.

— Спасибо, — бормочет. — Правда, спасибо тебе большое, — шепчет, едва сдерживая слезы.

У меня горло, словно тисками перехватывает. Внутри все дрожит. Неизвестно какими силами, получается удержать самоконтроль.

— Может, дашь Алесю мне? — протягиваю руки к девочке. Скорее всего. Алена до безумия устала. Ее мышцы должны гореть, особенно, если она долго держала дочь на весу.

Девушка пару мгновений вглядывается мне в лицо, после чего тяжело вздыхает и с благодарностью передает мне малышку. Я тут же прижимаю ее к себе.

Алеся обнимает меня за шею, кладет голову мне на плечо и тяжело вздыхает. Чувствую, как постепенно она расслабляется, поэтому перехватываю крепче.

Алена с любовью смотрит на свою дочурку. Но слезы все еще стоят в ее глазах.

— Все будет хорошо, — шепчу, не зная, к кому конкретно обращаюсь: к ней или к себе.

Но когда вижу неверие, смешанное с благодарностью на лице девушки, сразу понимаю, что, кажется, к обоим.

Не говоря ни слова, мы доходим до подъезда. На лифте поднимаемся на четырнадцатый этаж. Стоит нам зайти в квартиру, няня, тучная темноволосая женщина, сообщает, что Маришка, чему я очень рада. Нам предстоит тяжелый разговор с Аленой, не хотелось бы, чтобы девочки его слышала. Да, они еще слишком маленькие, но мало ли, что может отложиться на их подсознании.

Поэтому, когда слышу сопение под ухом, облегченно вздыхаю. По длинному коридору с бежевыми стенами прохожу мимо кухни, гостиной, нашей с Марком спальни, и захожу в розовую детскую с мягким полом и шкафом во всю стену с игрушками.

Моя девочка в белой пижамке с цветочками спит в большой для нее кровати с бортиками. Мы с Марком решили не ставить люльку, чтобы она привыкала сразу к спальному месту. Поэтому места для Алеси в ней точно хватит.

Аккуратно раздеваю дочку Алены и Германа, кладу рядом со своей. Накрываю обоих девочек розовым одеялком, после чего целую Маришку в лобик и разворачиваюсь.

На мгновение замираю, замечая Алену в проходе. Она прислонилась к косяку, словно ноги ее совсем не держат, смотрит на девочек и выглядит такой печальной, что возникает желание обнять ее.

Видимо, произошло что-то серьезное, раз невооруженным взглядом видно, как силы покидают девушку.

У меня состояние не лучше. Наверное, поэтому меня не покидает ощущение, что мы подруги по несчастью. Но возможно, это все мое воображение, ведь мне все еще настолько больно, что лишний вдох удается сделать с огромным трудом.

— Пошли на кухню, я чай сделаю, и ты все расскажешь, — улыбаюсь уголками губ, подходя к Алене.

Она еще как-то время смотрит на свою дочь, после чего поднимает взгляд на меня. Кивает. Видимо, слова ей удается выдавить из себя с таким же трудом, как и мне.

Поэтому мы ничего говоря, мы обе выходи в коридор, и я плотно закрываю за собой дверь. Отпустив няню, мы устраиваемся на кухне, которая сделана полностью из дерева. Огромное, почти во всю стену, двойное окно хорошо освещает небольшое пространство. Пока я подхожу к кухонному уголку, набираю в чайник побольше воды и ставлю ее кипятиться, Алена садится за стол, находящийся за моей спиной.

Какое-то время через стеклянную перегородку чайника за пузыриками, которые начинают появляться в воде. Собираю остатки сил в одну кучу, чтобы не только самой не свалиться в безнадежность, но и поддержать другого человека. Мне даже приходится закрыть глаза и вцепиться в деревянную столешницу, постоять в как-то время в тишине, разрываемой, прежде чем я разворачиваюсь к Алене.

Девушка, явно, тоже находится в своих мыслях. Сидит, подтянув к себе одну ногу и обняв ее. Смотрит в окно и, складывается впечатление, что даже не дышит. Мне приходится напрячься, чтобы рассмотреть, как медленно поднимаются ее плечи. Не вижу ее лица, но уверена, оно напоминает бесчувственную маску, которая прекрасно отражает то, что творится внутри у девушки.

Я недолго наблюдаю за Аленой, но, такое чувство, что смотрю на свое отражение. Становится жутко, но не настолько, чтобы оставить девушку в беде. Поэтому я просто впиваюсь ногтями в ладони и подхожу к ней. Занимаю место напротив, а Алена поворачивает ко мне голову.

Да, этот пустой взгляд мне знаком — у самой такой же.

— Что случилось? — выдавливаю слова, откидываясь на спинку стула и зажимаю руки между бедер.

Мне сейчас, как никогда, нужны силы.

Глаза Алены тут же увлажняются, ее щеки краснеют, а нижняя губа начинает подрагивать.

Девушка судорожно вздыхает, одним движением стирает со щеки все-таки “убежавшую” слезу. Быстро проходится языком по пересохшим губам, прежде чем едва слышно произнести:

— Кажется, Герман мне изменяет.

Щелчок чайника, оповещающий о закипевшей воде, больше напоминает звук выстрела. Пуля попадает прямо в душу.

Глава 28

Шум в ушах настолько сильный, что мне сложно сконцентрироваться на своих же мыслях. Желудок скручивается в тугой угол, когда осознание постепенно начинает накрывать меня.

Два друга…

Два компаньона…

Два предателя…

Прикрываю глаза.

Боль пронзает сердце.

Душа, которая не успела излечиться от нанесенных совсем недавно ран, еще сильнее начинает кровоточить.

Как они могли?

У нас же дети! Семьи! Зачем все рушить?

Ярость вспыхивает в груди, разливается кипятком по венам, заставляет пылать изнутри.

Вскакиваю на ноги — стул со скрипом отодвигается. В висках стучит, дыхание становится рваным, прерывистым.

Хочу рвать и метать, но вместо этого тяжело вздыхаю, направляюсь к чайнику.

Пока достаю с верхней полки чашки, раскладываю в них пакетики, заливаю все кипятком, не думаю ни о