Да, быстро я привык к местным реалиям. Уже и привычно, без отторжения говорю «отец», «мать», и это так и воспринимается, и все реже вытаскиваю на свет душу Витоли, скоро она там и пропадет совсем. Ну, я не виноват, оно само все случилось, а если рефлексировать и отпустить, то этот дурачок нас точно на костер загонит, причем обоих сразу и весьма быстро.

Что спрашивать отца, прошерстил память. Да, действительно есть меч церемониальный, только не очень дорогой, лежит в шкафу, ого. А еще, оказывается, есть кинжал, тоже небольшой, с ним отец все время ходит на работу. Он у него под сюртуком, незаметно чтобы.

Еще раз прош… прошелся по памяти донора. Да, действительно дуэльный кодекс, и на следующий год будут учить бою на мечах и нас, не очень это сильно и надо в общем по нынешним временам, но каждый дворянин, ну вы поняли.

Зашли в квартиру – хоромы, как есть хоромы. Быстро метнулся на кухню, сбросил все покупки и даже свой школьный рюкзак там бросил. Он, в отличие от земного, на одной лямке. Потом разберусь – и быстро вернулся, надо помочь даме, а то что это за джентльмен из меня получается.

Она сразу собралась ко мне в комнату – типа заниматься. Конечно, конечно, так я тебя туда и пустил сча-аз-з. Немного помялся, делая вид, что ну очень стесняюсь.

Угу, ну прям сил нет, как я стесняюсь, и произнес:

– Понимаете, я прошлый раз был недостаточно учтив и не предложил вам отобедать. Мне очень стыдно, и это, от родителей тоже досталось.

Ну правда же досталось! – это чистая правда.

– Вот. Поэтому сейчас мы пойдем на кухню, а вы, это, идите мойте руки, ванная туда, а я сейчас все быстро организую.

Видя, что она пока в ступоре, быстренько свалил. Пусть теперь оттуда, из коридорчика, кричит, что она не согласная и прочее и прочее, что положено девушкам в таком случае говорить, даже если и все совсем наоборот обстоит.

И, довольный собой, слинял на кухню.

Вот стою посреди коридора как ду… не то чтобы совсем, но получается. Ведь что делать? Руки надо мыть?

Надо, а это получается, она согласилась и на все остальные предложения.

Если же не мыть, а пройти в комнату, дескать, заниматься надо, но с грязными руками.

Это же плебеи только так поступают, «чернь» и «школота» только подобным образом могут. Как-то, есть подозрение, что он, этот Витоли, все очень хитро просчитал и ее ситуацию тем более подстроил, хотя, скорее, ему подсказали родители все как-то устроить. Тогда непонятно, почему ругали за прошлый раз. Уж сколько она слопала тех пирожных, – память невовремя подсказала, – все.

– Все, память, молчи.

– Сама знаю.

– Делать-то что сейчас, лучше скажи.

Вот и что мне делать? Пошла в ванную. Кому скажи, что вот собственный ученик, почти ребенок, заставляет делать взрослую тетю. Все, что он хочет.

Не такую уж и взрослую, если что, и вообще я молодая, у меня все впереди, и я встречу еще мужа себе… Ладно, пусть и любовника, но буду у него первой и единственной, э… после жены, конечно, эх судьба, наша женская судьба, Единый, почему такая несправедливость к нам, девушкам?

Помечтала? Мыло бери, вон лежит. Душистое, запах – прелесть. Как люди живут-то хорошо, ванная прямо в квартире, а не в конце коридора, и я тут…

Лицо помыть, что ли, и чтоб не горело как в прошлый раз.

– Память, молчи про мысли. Ты не по делу, и без тебя уже тошно.

Долго терла руки, потом лицо. Потом стала поправлять волосы. Зачем он их прошлый раз трогал? Лежали как-то не так что ли? Они все равно волнистые у меня, сколько их ни ровняй и укладывай, а они все равно будут лежать, как они хотят.

Все, хватит, пошли уже, Бригида, в комнату, нет, скорее на кухню, все-таки это не званый ужин пока… – А парень, смотри, расстарался, суп с мясом какой-то птицы, как на вид, гары, наверное.

– Это тетерев, отцу друзья с охоты привезли, – Витоли мне поясняет.

Это он как мысли мои читает.

– Вку-усны-ые! – подзадоривает же, мелкий поганец.

Он прямо точно мои мысли читает, что ли, и тетерев – это солидно, у Молиса в мясном он вдвое дороже, чем мясо гары, а тем более мяса сможа стоит.

Сели, едим, пока молча, потом стал спрашивать: на второе мясо буду я или кашу розалии положить?

– Если не хотите каши, – смотрит вопросительно, – будет одно мясо, вот, – показывает мне отдельно.

– Берите хлеб, пожалуйста. – Какой культурный, и этикет знает, хм, странно.

Розалия так розалия. Я не привередливая, хоть и считается эта каша не совсем дворянской, но я и не такое ела иногда.

Бывало, эта розалия и на завтрак, и на обед, и на ужин, и совсем даже без мяса. А пару раз и без хлеба даже. Всякое бывало, студенческая жизнь в столице для молодой дурочки еще и не такие повороты показывала.

Пока ели молчали, потом он предложил:

Этот тортик сейчас съедим, а пирожные с собой возьмем, туда заниматься, – на свою комнату показывает.

Это он мне про что намекает, что, дескать, он будет пыхтеть, стараться, а его любимая, смею надеяться, учительница, будет пирожные в это время наворачивать?

Это мы еще посмотрим, тортик как ни был хорош, но съели только половину. Все же в меня больше не лезет. Даже на пирожные я уже смотрю без интереса, кто бы мне это сказал и когда.

Пошли заниматься. Под видом, что надо руки помыть, пошла сделать свои дела, все-таки очень плотно поела я что-то. Пришла, он уже все разложил и сам пошел, сказав, что ему тоже надо руки помыть, и улыбается, негодник, при этом. Опять он меня засмущал.

Вот же молодежь пошла, я бы уже покраснела на три раза, впрочем, он мужчина, ему-то что. Пришел, решили сделать малый диктант, как в прошлый раз. Только теперь нечего ему подсматривать.

– Буду читать сама, и со слуха пиши, – сказала.

Это сложнее, поэтому пусть учится. Диктовала долго и медленно, он, засранец, то переспрашивает – какое, какое слово я сказала сейчас, то вывернет весь смысл содержимого предложения, что выходит не пойми и что.

Наконец закончили, он сразу встал и опять уступил мне свое место.

О, Всевышний, дай мне силы и терпение, ведь сейчас опять начнется.

Как ни странно, ошибок нет ни одной.

Почерк – да, ужасный, но ошибок ни одной, может, кроме пары запятых, нет на положенном месте, а в целом очень хорошо.

Пока не дочитала текст до конца, ничего и не поняла. Прочитала еще раз. Нет, весь текст написан правильно, но последние, вот эти три последние предложения. Уши покраснели, щеки горят – и что мне теперь делать? Как реагировать на это?