— Я не понимаю, — играя желваками, отрывисто сказал он. — Если ты была беременна, где же тогда ребенок?

Бесс не ожидала этого вопроса, она полагала, что Коннор накинется на нее с обвинениями, почему она ему ничего не сказала. А вместо этого… Бесс беспомощно заморгала ресницами. Она поняла, что не рассказала ему самое важное.

— Прости, Коннор. Я сразу должна была сообщить тебе. — Ее голос задрожал. — Я потеряла ребенка.

Коннор, почти не дыша, стоял и смотрел на нее. Наконец он произнес:

— Я не знаю, что сказать.

— Все нормально, ты ничего не должен говорить. Я только… не хочу, чтобы ты ненавидел меня. Я так долго была одна со своей болью, но в какой-то момент до меня дошло, что ты имеешь право знать о случившемся, и теперь я не желаю, чтобы ты совершил ту же ошибку, что и я.

— Ты должна была сразу, как только узнала о беременности, сообщить мне.

Она согласно кивнула.

— Теперь я понимаю, это было самое простое и правильное решение. Но я была молодой и глупой. Мне было очень страшно, а ты ни разу не позвонил мне после той ночи.

Он успокаивающе погладил ее по руке.

— Если бы я узнал, то никогда не позволил бы тебе пройти одной через все эти страдания.

Бесс горько улыбнулась.

— Я знаю и благодарна тебе за это.

Несколько минут они молча стояли рядом, думая каждый о своем.

Бесс чувствовала, что теперь ее совесть чиста, и теперь она молилась только о том, чтобы Коннор не слишком долго вспоминал прошлое.

— Завтра я улетаю обратно в Калифорнию, — с трудом проговорила Бесс, прерывая молчание. Потом провела пальцем по его лицу и добавила: — Спасибо тебе за сегодняшнюю ночь и за ту, которая была семь лет назад.

Сказав это, она опустила голову и чуть ли не бегом выскочила из комнаты.

После того, как Бесс ушла, Коннор долго стоял на одном месте. Он слышал, как Бесс спускалась вниз и поднималась наверх, как ходила по своей спальне, видимо укладывая вещи. Он хотел пойти к ней, но его ноги будто приросли к полу, а голова отказывалась соображать после всего услышанного.

У них должен был быть ребенок, а он ничего об этом не знал. Она потеряла ребенка, а он даже не подозревал об этом. Его голова шла кругом.

Еще тогда, семь лет назад, он думал, что ведет себя по-дурацки, ни разу не увидевшись с ней после всего случившегося, но теперь он точно знал, что был круглым идиотом. Как он мог ни разу не позвонить ей и не узнать, как она себя чувствует физически и морально? Почему он ни разу не съездил к ней в университет, чтобы убедиться в том, что их встреча не имела никаких последствий?

Да, он был молодым, но все же достаточно взрослым, чтобы отвечать за свои поступки, и особенно, когда дело касалось Бесс. Он всегда относился к ней более бережно и заботливо, нежели к любой другой девушке, потому что считал ее своей сестрой.

Ребенок! Он не мог поверить этому. Столько лет он боролся со своей любовью к ней и лишь один раз не справился с собой. Но хуже всего было то, что, узнав об этом, она не захотела ничего рассказать ему. Вина за это целиком и полностью лежала на нем. Очевидно, она не ощущала в нем никакой поддержки или не догадывалась, как он отреагирует на подобную новость. Вероятно, ее смутила его манера поведения. С одной стороны, он постоянно демонстрировал, что она для него такая же младшая сестра, как и для Ника, а с другой, когда ему казалось, что она его не видит, он следил за ней с обожанием. Наверное, подобная неоднозначность его поведения и смутила ее.

Что за черт! Какой он самовлюбленный дурак! Семь лет назад он, как последний кретин, решил, что самое лучшее — забыть об этой ночи и сделать вид, будто между ними ничего не произошло.

Однако Бесс не могла и не хотела ничего забывать. Она была молода, неопытна и забеременела от человека, который, переспав с ней, не только ни разу не позвонил, но и вообще всячески избегал оставаться с ней наедине, когда она изредка приезжала домой. Она была одна, когда у нее случился выкидыш. Он даже не мог представить себе, что ей пришлось тогда пережить. Страх, боль, жалость… Он вел себя как подлец, и недаром именно таковым она его и считала. Несомненно, он заслужил ее презрение.

Но как загладить свою вину перед ней?

Его голова по-прежнему шла кругом, когда появилась Бесс. Она была одета в джинсы и футболку, которые они вместе покупали, чтобы ей было в чем делать ремонт.

— Я звонила в аэропорт, — мягко произнесла она. — Ураган прошел, и теперь все самолеты летают по расписанию. Мой рейс сегодня днем. Я хотела попросить тебя… Не сможешь ли ты подъехать со мной к родителям, чтобы я могла попрощаться с ними, а потом подкинуть меня в аэропорт?

Он все еще не мог произнести ни слова и только согласно кивнул в ответ. Ему казалось, что кто-то сдавил его горло. Она поблагодарила его и скрылась в своей комнате.

Голова его разрывалась от множества неразрешенных вопросов.

О господи! Что он собирается делать? Как за такой короткий срок осознать все случившееся и принять правильное решение? Есть у него на это время?

Нельзя допустить, чтобы они расстались сегодня, так и не решив свои проблемы. Ведь она может улететь навсегда. Они провели последние семь лет, практически не встречаясь, и избегая друг друга… он не мог позволить, чтобы так продолжалось и дальше. Он должен что-то предпринять, он не может дать ей просто улететь.

Коннор вновь чувствовал себя мальчишкой, который не знает, как ему поступить. Хелен и Патрик Куртис всегда относились к нему, как к родному сыну, несмотря на то, что он был приемным ребенком в семье, жившей на одной с ними улице. Он был готов на все ради них и совершенно не хотел обижать их любимую дочь.

Но теперь было слишком поздно говорить об этом. Он не только прошлой ночью спал с ней, но и семь лет назад лишил ее девственности и оставил одну, беременную.

Он все еще не принял никакого решения о том, как ему поступить в сложившейся ситуации, когда пришла Бесс и напомнила, что пора уже ехать к ее родителям.

Черт! Что же ему делать?

Он быстро оделся, и они спустились вниз. Он открыл перед ней пассажирскую дверцу, сел за руль, и они поехали к дому ее родителей.

Прощание было недолгим.

Они снова влезли в машину, Коннор взглянул на Бесс и заметил предательский блеск в ее глазах.

— Как ты? — тихо спросил он.

Она повернулась к нему, стараясь сдержать слезы.

— Ничего, я просто никогда не думала, что мне будет так трудно уезжать. — Вытащив из сумочки носовой платок, она высморкалась. — Я не в первый раз улетаю отсюда, но мне никогда еще не было так тяжело.

— Может быть, потому, что в этот раз ты в большей степени, чем обычно, ощущала себя дома?