Кстати говоря, когда переправлялись в сторону Сталинграда, многие из наших эти противогазы на деревья повесили. Они нам что-то уж очень надоели тогда.

Еще когда мы, значит, через Волгу переправлялись, река была почти вся охвачена пламенем огня. Ведь тогда немцы разбили нефтеперерабатывающий завод, и бензин поплыл по реке. И из-за этого, можно сказать, вся Волга горела! Но в реке были маленькие окошечки, на которые это пламя не распространялось. Так вот, нас погрузили на баржу, прицепили ее к небольшому катерку и по этим вот окошечкам мы поплыли. Река была широкая. И вдруг, когда до берега оставалось далековато, немцы начали бомбежку. Сначала они сбросили с самолетов на маленьких таких парашютиках фонари. Эти фонари долго висели в небе и освещали буквально всю близлежащую местность. А потом начали сбрасывать в нашу сторону бомбы. И одна бомба весом что-то около 500 килограммов, не меньше, упала рядом с нашей баржей. Мы все оказались сразу в воде. Кто плавать умел — выплыл. А кто плавать не умел — сразу же отправился на дно. А такие, кто не умел плавать, среди нас тоже были. И они погибли. Потом мы доплыли на барже до берега. И как только до суши добрались, нас почти сразу же бросили в бой.

К вечеру мы заняли оборону непосредственно в Сталинграде: это было между заводом «Красный октябрь» и заводом «Баррикады», в районе протоки, которая проходила под узкой колеей такой. Фактически это был центр города. Этот район между двумя заводами был таким стратегически важным объектом для нас. Ведь на завод «Баррикады», который был совсем рядом, привозили наши подбитые танки, там их ремонтировали, а уже оттуда они шли на фронт. И чтобы не дать немцам занять эти заводы, эти стратегически важные объекты, мы заняли оборону. В общем, всем своим подразделением мы там скопились. И когда нас туда привели, то сказали: до утра сидите здесь. Показали, что в этом месте нужно создать линию обороны и окопаться. Причем сказали так: если до утра не окопаетесь — значит, все, на утро уже вы будете мертвы. Ну и мы начали окапываться. А утром немцы снова начали бомбежку. Делали бомбардировщики заход, помню, таким конвейером по девять штук. Как отбомбятся — так уходят, а на их место приходит следующая группа бомбардировщиков. Сопровождали их истребители «хейнкели» и «мессершмитты». И так они нас бомбили с 7 часов утра до самого вечера. Наши вроде «ишаки» тоже в небе появлялись — И-16-е, или «Чайки», как эти истребители мы тогда называли. Но по сравнению с немецкими самолетами они были ничто. Вот летят они около истребителей, а немцы как дадут очередь из крупнокалиберного пулемета — так они разлетаются от этого буквально на кусочки. Сидишь так в окопе, тебя всего трясет от злости, но это единственное, что ты можешь сделать. Но потом их, этих самолетов, у нас вообще мало стало.

И только вечером, когда все это дело прекращалось и бомбежки, по сути дела, уже не было, мы ходили за водой и готовили себе еду. Потом немцы нас сильно прижали к Волге. Дело доходило до того, что, бывало, идешь за водой, как начинается обстрел. Все время обстреливали! Там обстановка была такая, что немцы обошли участок около заводика, который занимал наш полк, с фланга, и так все время обстреливали. Да еще и бомбили!

Когда мы в город вошли и направились в сторону двух этих заводов, тракторного завода и завода «Баррикады», я успел заметить, что там ни одного целого дома не было. Были груды кирпичей, кое-где торчали трубы от домов, а где-то и этого не было. Короче говоря, одни были разрушения. Там же речушка или ручеек какой-то проходил. Так там мостик, который через него проходил, был взорван! Потом там же шла в сторону одного из этих заводов узкоколейка. Так там были разбиты все вагоны. Тогда бомбежка была сильная, бомбы, которые немцы сбрасывали на Сталинград, были мощные такие — до 500, до тонны доходили. А обыкновенные бомбы были так где-то 250 килограммов. Представляешь, что такое 500-килограммовая бомба? Это если я в окопе сидел, то меня из него выкидывало как пушинку. И так со мной, кстати говоря, в Сталинграде и было. Недалеко от нас, помню, разорвался вражеский снаряд. Все отделение, которое там было, засыпало землей. Так вот, из всего отделения осталось в живых всего три человека, в том числе и я. Остальных всех в месиво превратило. А меня выкинуло, как пушинку. Но я в нишу успел быстренько залезть. И это мне спасло жизнь: там рядом, где я только что был, опять легла бомба. Ведь немец бомбил нас в Сталинграде с утра до вечера! И думалось в такие моменты только об одном: вот сейчас, прямо на тебя сейчас упадет бомба. А эти бомбы падают где-то рядом, а в тебя только летят осколки от кирпичей и металлов. В такие моменты не успеешь и напугаться, как следует. Все думаешь о том, чтоб поскорее бы закончилось все это. Даже в другой раз мысль была: пусть лучше хлопнет, ведь всех убивает. И не было в боях под Сталинградом никакого страха: потому что была какая-то безнадега, безнадежность существования, потому что знали, что здесь, в такой обстановке, запросто можно погибнуть.

Встречал ли я жителей города? Когда мы через Сталинград проходили на свой участок обороны, то не встретили ни одного гражданского человека. А вот когда обратно шли на переправу, то ехали гражданские на повозках, причем были их повозки запряжены в быков, а не в лошадей. Их было несколько подвод. Это, видать, были остатки людей, которых должны были эвакуировать. Это было рядом с нефтезаводом, который там находился. И больше гражданских лиц в Сталинграде я не видел. После этого их, видимо, всех эвакуировали и никого не осталось. Может, были те, которые прятались на окраине города, это если ехать в сторону Балашова. Я, например, слышал о том, что много людей оставалось там жить в подвалах. До конца войны они там, говорили нам, находились: вырывали себе в подвалах землянки и там жили.

Вскоре меня ранило, можно сказать, в первом же бою. А дело было так. Немцы начали нас атаковать. Впереди нас проходила первая линия обороны, которую не мы занимали. Мы находились во второй линии обороны. Так вот, когда вторая линия обороны начала отходить, начался обстрел. В этот момент я готовил бруствер для стрельбы из пулемета. И так получилось, что наше отделение попало под навесной огонь немецких минометов. И несколько мин накрыло наше отделение. Троих или четверых убило сразу, а меня, поскольку я находился правее, осколком ранило в руку.

На волокушах меня сопроводили до Волги, а потом переправили на ту сторону через Волгу. В то время через реку Волгу уже была налажена переправа. С нами был сопровождающий офицер (было такое правило, что раненых обязательно должен был сопровождать какой-нибудь офицер) — командир роты. Мы собирались такой группой, а у него, ну у этого офицера, были с собой все документы на нас. Мы добрались до временного госпиталя, где нам сделали перевязку. Но мы, честно говоря, сами сделали себе перевязку — воспользовались специальными индивидуальными пакетами, которые нам выдали вместе с противогазами, когда мы еще к Волге подходили. Госпиталь находился где-то за Капустиным Яром, к сожалению, я забыл название этого места. Нас осмотрели в этом госпитале и всех, кто находился в ходячем положении, отправили в Капустин Яр. Когда мы туда добрались, нас отправили пешком дальше своим ходом. И вот тут нас немцы здорово потрепали.

Нам нужно было дойти до госпиталя, который аж в самом Саратове тогда располагался, в таком местечке Красный Кут. Но нам при этом сказали, что на каждой станции находятся так называемые промежуточные продовольственные пункты, где мы можем получить продукты питания и прочее. Чтобы эти продукты мы могли получить, нам выдали специальные талончики. И вот шли мы пешим ходом до госпиталя. Ходили только в темное время суток. Днем же передвигаться было нельзя — потому что, даже если один солдат днем шел, тут же появлялся немецкий бомбардировщик, «хейнкель» или «мессершмитт», который продолжал кружиться в воздухе до тех пор, пока не убивал этого солдата. Поэтому ночью шли, а днем прятались от немцев. Но мы это поняли не сразу. Помню, дошли мы до первой станции, где как раз продовольственный пункт должен был находиться. Значит, зашли на эту станцию, подумали, что здесь сейчас как раз получим продукты питания, приведем себя в порядок. И вдруг услышали чей-то крик: «Немцы летят!» И немцы начали эту станцию бомбить. Они разбомбили буквально всю станцию. Но мы, несколько человек, спаслись. Дело в том, что недалеко как раз находился небольшой заводик, где соль добывали. И было соленое озеро Эльтон, оно, вообще-то, известное. Так вот, от завода прямо в озеро шли большие трубы. Когда началась бомбежка, мы в эти трубы залезли. И это нас спасло: по сути дела, спаслись только те, кто в трубы залез. Продпункт тогда там немцы разбили и почти всех наших положили. Когда бомбы падали, в трубе было вообще кошмарно находиться. Потом бомбежка закончилась. Но вылезти задом из трубы было уже невозможно: немцы, когда бомбили, все завалили. И для того, чтобы вылезти, нам нужно было идти до конца трубы, где она наполовину упиралась в воду с солью. Вот туда по этой трубе мы и вышли. Там была вода, но было мелко. Новых продуктов питания мы не получили, все было разбито, ну и начали двигаться дальше. Помню, нашу железную дорогу немцы тоже разбили, даже рельсы были перевернуты.