Смотрят – а крошек-то и нет!

Все крошки склевали вороны и пронзительно каркают теперь, словно издеваются:

– Дивья Симла! Кар-р! Дивья Симла!

Куда же им идти?

– Нам туда, – указывает на восток Лакшми.

– Нет, сюда, – указывает на запад Риши.

Но Лакшми упрямее, и потому они идут на восток. Всю ночь идут, и весь следующий день тоже, и уже ясно становится им, что никакой Бага-Пураны в этих краях нет, а голод и усталость уже валят с ног, и не осталось больше никаких сил. Тогда, держась за руки, дети ложатся под кустом и засыпают, и никто из них не уверен в том, что этот сон не станет для них последним. Но всё же спустя какое-то время у них хватает сил на то, чтобы открыть глаза.

И что же они видят? Точнее, кого?

А видят они двух воронов. Первый роняет что-то перед Риши.

Конфета. Большая розовая конфета.

Риши жадно проглатывает её.

– С розовой водой, – говорит он. – Моя любимая.

Второй ворон кладёт другую конфету перед Лакшми.

Конфета тоже большая, жёлтая.

– С шафраном, – мычит от удовольствия Лакшми. – Моя любимая!

Вороны поднимаются в воздух и медленно летят, указывая дорогу, а брат с сестрой следуют за ними, всё ещё продолжая ощущать во рту божественный вкус конфет.

Вскоре они выходят на поляну, в центре которой стоит маленький домик. Подойдя ближе, дети с удивлением обнаруживают, что домик это не простой, а сложен он из пряников с фисташками и кардамоном, крыша у него крыта шариками сливочной помадки, а окна вместо стёкол затянуты липкой прозрачной плёнкой мёда.

Брат и сестра смотрят друг на друга. Им обоим кажется, что перед ними мираж.

– Неужели это всё настоящее? – спрашивает Лакшми.

Риши осторожно отламывает кусочек пряничной стены, кладёт его в рот и жуёт, жмурясь от удовольствия.

– Нет! – кричит ему Лакшми. – Нельзя! Мы не можем есть чужой дом! Что сказала бы мама, если бы увидела это?

– Она сказала бы: «Ешьте, чтобы остаться в живых!» – отвечает с набитым ртом Риши. – Я никого не вижу в окнах. Давай ешь скорее, пока хозяева домой не возвратились!

Он карабкается на крышу, Лакшми остаётся внизу, и они оба едят, едят, едят до тех пор, пока животы у них не раздуваются и не начинает клонить в сон, и вот тогда изнутри дома вдруг доносится нежный голос, напевающий:

Открывается дверь, из неё, словно летучие мыши из пещеры, вылетают вороны, а следом за ними появляется женщина. Она вся в чёрном: чёрная развевающаяся накидка, высокая чёрная шляпа на голове, чёрная вуаль прикрывает лицо. А в руках у женщины тяжёлая чёрная трость.

– Это кто же смелый такой, что половину моего ведьминого домика съел? – с усмешкой спрашивает она. – И кто, интересно, воспитал таких проказников?

Риши и Лакшми бросаются бежать, но вороны окружают их, цепляют когтями за плечи, уносят назад к дому. Ведьма хватает их большими сильными руками, принюхивается…

Брат и сестра визжат от страха, а ведьма говорит вдруг:

– Риши? Лакшми?

Она откидывает вуаль.

– Мама? – дружно ахают дети.

Шакунтала бережно прижимает их к груди, не отпускает.

– Я не вижу вас, – говорит она. – Но я по запаху узнаю своих детей. Своих прекрасных, чудесных детей.

Дети тоже вдыхают знакомый материнский запах сахара и пряностей и начинают плакать.

– Я все эти годы ждала вас, – говорит Шакунтала. – Мои вороны по всему лесу искали заблудившихся в нём детей. Эти глупцы из Бага-Пураны обвиняли меня в том, что я заманиваю к себе детей своими сладостями. Что ж, пожалуй, я так и поступила, чтобы найти вас.

Она ощупывает костлявые руки, торчащие рёбра Риши и Лакшми и спрашивает их:

– Почему вы похожи на скелеты? Что с вами случилось? И где ваш отец?

– Отец? Он в Бага-Пуране, – отвечает Лакшми.

– Со своей Дивьей Симлой, – хмуро добавляет Риши.

Теперь и Шакунтала хмурится тоже.

– Пойдёмте в дом, там вы мне обо всём подробно расскажете, – говорит она.

Когда дети заканчивают рассказ о своих несчастьях, даже вороны с сожалением смотрят на них, склонив набок головы.

Шакунтала постукивает пальцами по столу, её незрячие глаза устремлены на детей так, словно она внимательно наблюдает за ними.

А Риши и Лакшми тем временем восторженно осматривают дом, от пола до потолка заваленный всевозможными, всех цветов, сладостями. Здесь помимо уже знакомых Риши и Лакшми ладу и гулаб джамуна немало новинок: янтарные шарики расгулла с лимонным сиропом, коричневые подушечки – халаканды из сладкого творога, воздушное печенье нанхатаи, обсыпанное сверкающей сахарной пудрой. Потрескивает угольками большая печь, выпекая золотистые лепёшки и хрустящие слойки. А в каждом углу дома, как на страже, сидят чёрные вороны.

– Когда меня оставили одну среди леса, – рассказывает Шакунтала, указывая на воронов, – эти птицы спасли меня, приносили мне ягоды, ещё какую-то еду. Вороны – такие же лесные изгои, как и я. Вот почему я, в свою очередь, кормлю их теперь и защищаю от ястребов и лис так, словно они мои приёмные дети. Я много рассказывала им о вас, моих родных детях, Риши и Лакшми, о том, какие у них лица, какие голоса, о том, что они, должно быть, ищут меня в лесу…

– Мы искали тебя, мама, – перебивает её Риши.

– Я знаю, – кивает головой Шакунтала.

Но так просто счастливый конец в сказке не случается. Сначала должно свершиться правосудие, а это требует времени, порой довольно долгого.

И она продолжает стучать пальцами по столу в том же ритме, в котором совсем недавно вороны кричали в лесу имя Дивьи Симлы. Шакунтала размышляет, и кажется, что птицы вокруг улыбаются, следя за её мыслями.

– Скажите-ка, – неожиданно спрашивает Шакунтала, – как далеко отсюда Бага-Пурана?

– Мы не знаем, – отвечает Риши. – Вороны склевали все крошки, которыми мы отмечали свой путь.

– Да-да, всё съели, никакого следа не оставили, – подтверждает Лакшми.

– Да неужели? – притворно удивляется Шакунтала. – Ай, негодники! Впрочем, именно так они и нашли вас – шаг за шагом, крошка за крошкой, так что не будем слишком сильно сердиться на них.

Она поднимает голову и с улыбкой поворачивается к воронам. Те кивают головами, подтверждая, что запомнили дорогу назад.