– Вот… – Паленый отдал хирургу паспорт и фотографии.

– Это все?

– К сожалению. При пожаре все мои фотографии сгорели.

– Может, у друзей?..

– Увы, я не большой любитель дарить свои фотографии друзьям. Тем более, что я давно с ними не контактирую, так как они почти все выехали за границу. Где они живут, мне неизвестно.

– Понятно… – Главврач с невольным вздохом повертел паспорт и фотографии в руках и положил в карман халата. – Будем стараться. Сначала придется на компьютере сделать фоторобот – вашу маску. Если что-то будет не так, вы подскажете, где и что исправить.

– Если смогу…

– Придется постараться.

Оперировать Паленого начали через два дня. Это было очень больно, особенно когда заканчивалось действие наркоза.

Но он, стиснув зубы, мужественно терпел, даже не требуя обезболивающих лекарств.

Время тянулось не просто медленно, а цедилось по капле. Паленому не возбранялось ходить, но он большей частью проводил дни в постели, занятый безрадостными мыслями.

Эйфория по поводу начала пластической операции прошла, и он теперь думал о том, что будет дальше. Убийцу "бобра" продолжали усиленно разыскивать. (Фамилия рекламного магната была Лейкин, как узнал Паленый из выпуска телевизионных новостей). И кто знает, как повернутся события в конечном итоге.

С Шуней он решил из предосторожности больше не встречаться. Вор (которому Паленый был очень благодарен) не должен был видеть его новое лицо.

Конечно, Шуня знал, что его приятеля зовут Александр, но Паленого это не волновало. В крайнем случае, если вскроется, что он взял фамилию Князева, можно добыть новый паспорт. Паленый почему-то уверился, что сделать это легко.

В клинике и впрямь было много пациентов, как говорил доктор, преимущественно женского пола. Кому-то подправляли нос, кто-то подтягивал дряблую кожу, а из кого-то выкачивали жир.

Паленый не общался ни с кем, за исключением медсестер и хирурга, да и то по необходимости. Его лицо было сплошь в бинтах и напоминало голову мумии из какого-нибудь голливудского боевика.

Это обстоятельство облегчало ему жизнь в клинике. Паленому казалось, что бинты – щит, за которым он надежно спрятан.

Любопытные взгляды, которым его одаривали выздоравливающие после операций дамочки, отскакивали от него как горох от стенки. Он чувствовал себя уверенно и не тушевался, как прежде, перед незнакомыми людьми.

С ним пытались завести амуры. Некоторые женщины лежали в больнице подолгу, а потому откровенно скучали по мужскому обществу. Паленый кожей чувствовал их весьма заинтересованные взгляды, когда проходил мимо.

А он действительно начал меняться в лучшую сторону. Раньше Паленый ходил, подгибая плечи, – чтобы на него меньше обращали внимание. Теперь он выпрямился и стал передвигаться с грацией сильного, хищного зверя, которую прежде у себя не замечал.

Возможно, этому перерождению способствовало калорийное питание. Паленый, который до операции был как ходячий скелет, поправился, а его мышцы наполнились силой и энергией.

Пища была вкусной, хотя и не очень обильной. Дело в том, что посетители приносили своим родственникам-пациентам горы продуктов, большей частью деликатесов, так как в клинике лежали люди далеко не бедные. Поэтому пищеблок лечебного заведения особо не утруждал себя какими-то изысками на почве кулинарии и большими порциями.

Но Паленому, привычному к спартанскому образу жизни, еды вполне хватало. Впрочем, повара, которые знали, что к нему никто не ходит (а им почему-то было известно все, что творится в клинике), всегда подкладывали ему лучшие кусочки.

Шли дни, недели. Приближался день, когда Паленому должны были снять бинты. Он вдруг испугался этого момента едва не до потери пульса.

– Экий вы, батенька, мнительный, – смеялся довольный хирург. – Все будет вэри гуд. Если честно, вы в моей практике самый сложный случай. И я горжусь, что мне удалось выполнить свою работу столь качественно. В этом скоро вы убедитесь сами. Но спешить не нужно. Пусть заживут швы.

Торопиться Паленому было некуда. Но он волновался из-за денег.

Паленый внес в кассу еще две тысячи долларов и теперь с тревогой ждал, когда хирург предъявит окончательный вердикт. Счет, по идее, должен быть весьма солидным. Медсестры не раз говорили Паленому, что их шеф еще никогда так долго и скрупулезно не работал со своими пациентами, как с ним.

Но тот почему-то медлил с этим вопросом, и Паленый не находил себе места, представляя, какой будет скандал, когда врач, к которому он относился с большим уважением, узнает, что его пациент почти пустой.

Завтра! Это слово, произнесенное хирургом, оглушило Паленого. Ему показалось, что над ним прогремел гром.

Ночью он не спал. Сердобольная медсестра, наверное, понимая состояние своего подопечного, поила его валерьянкой и корвалолом, но сон все равно так и не пришел. К утру Паленый совсем издергался и когда, наконец, появился врач со своими помощниками, он был весь как выжатый лимон.

Неужели ЭТО свершилось!?

– Вы готовы? – спросил хирург.

– Д-да… – дрожа от возбуждения, ответил Паленый.

– Что ж, приступим…

Когда бинты были сняты, Паленого подвели к большому зеркалу, которое висело у окна. Он шел с закрытыми глазами.

– Смотрим, смотрим, – подбодрил его главврач. – Не нужно бояться.

Паленый медленно поднял веки. И оцепенел – на него из глубины зеркала уставился незнакомый человек. Паленому показалось, что он невероятно красив, хотя на лице кое-где все еще были видны розоватые полоски от швов.

Но это была такая мелочь…

Слезы сами хлынули из глаз Паленого. Он плакал, не замечая этого. Врач жестом приказал своим помощникам и медсестрам удалиться. Стараясь ступать как можно тише, все покинули палату – во главе с хирургом. Паленый остался один.

Нет, не один! С ним находился тот, ДРУГОЙ, который пока был ему незнаком, хотя и занял его тело. Это было удивительное чувство. Паленому показалось, что он раздвоился.

– Привет, – сказал Паленый и поднял руку.

Отражение поспешило повторить этот жест. Но оно было немым, хотя его губы все же шевелились. Совсем потерявший голову Паленый нашел это забавным и хрипло рассмеялся. ДРУГОЙ тоже хохотнул, но по-прежнему беззвучно.

Я схожу с ума! Эта мысль вонзилась ему в мозг раскаленной иглой. Паленый, с усилием оторвав взгляд от зеркала, резко обернулся и упал ничком на кровать, спрятав лицо в подушку.

Что я наделал!? Зачем?..

В душе Паленого словно что-то оборвалось, и он застонал как от сильной боли. Он вдруг подумал: а что если ко мне вернется память? Как быть тогда?

Ответ на это вопрос он не находил…