…Судя по бойкому обмену мнениями, работа кипела везде. Только на камбузе не кипело ничего. Вернее не закипало. Третьи сутки там не могли запустить электроплиту. Над ней безуспешно колдовала специально направленная в рейс заводская бригада. На камбузе было подозрительно тихо. Только что-то звякало, брякало, с металлическим звоном падало, но не закипало. Третьи сутки бригада не выходила на палубу, то ли стремясь быстрее закончить работу, то ли побаиваясь заинтересованных взглядов оголодавшей команды. Бригада состояла из трех человек и одного практиканта, учащегося заводского ПТУ. Звали его – Николай Петрович, а попросту – Колян.

Специалист он был еще никакой и мог выполнять только два вида работ: подавать инструмент и убирать мусор. А так как бригада по своим возможностям была не способна произвести даже мусор, то оставался только первый вид работ – подавать инструмент. Инструментов у бригады, было, пять: ключ «на 14», ключ «на 16», ключ разводной, кувалда и поломанные плоскогубцы. Все это еще на заводе бригадиру выдали под расписку и он, как лицо материально ответственное, их периодически пересчитывал.

– Где плоскогубцы? – строго, раз в час, спрашивал бригадир.

– У Вас в кармане, – с той же пунктуальностью отвечал Колян.

Остальные необходимые инструменты Колян бегал клянчить у команды. Его бритый затылок маячил то в машинном отделении, то на палубе, а однажды был даже замечен на капитанском мостике. К счастью, вахтенный штурман вовремя обнаружил его долговязое тощее тело, которое уже при первой пятиминутной фразе поникло сантиметров на пять. После этого полутораметровому штурману удалось дотянуться и оторвать от пытливых юных глаз огромный капитанский бинокль. Колян был, низвергнут вниз, а наверху остался так и неизученный фарватер, сердитый штурман и несбывшиеся мечты неудавшегося флотоводца.

Инструмент команда просто так не давала, вот Колян и носился в поисках старшего механика, который при каждой встрече напоминал ему о родном заводе, его директоре и хваленых «передовиках». Слово «передовики», старший механик произносил как-то странно, меняя местами слоги, тем самым, делая в нем незначительную, но очень обидную ошибку. После этого Коляну давали расписаться в какой-то книге и выдавали инструмент. Этот инструмент бригадир не пересчитывал, так как материально ответственным за него лицом уже был Колян.

Прошел лишь месяц, как он сменил армейские сапоги на рабочие ботинки того же 47 размера, и вот уже трое суток увивался возле поварихи Зинули, девицы видной, но доступной. Зинуля была девушка чувствительная, и молодого, изголодавшегося по женской красоте парня ей было, искренне жаль. Но работа, есть работа. В смежном с камбузом помещении кают-компании на обеденном столе были разложены продукты, которые Зинуля выдавала сухим пайком.

Вообще она жалела всех… Радиста, поймавшего на берегу неприличную, по флотским понятиям, язвенную болезнь и теперь лишенного так необходимого диетического питания… Старпома, женившегося «на перспективу» – на дочери капитана-наставника, снятого за взятки через неделю после свадьбы. А больше всего Зинуля жалела себя… Наверное, за то, что не она кормила радиста во время отпуска, не ее отец – капитан-наставник, и больше всего за то, что перспектив у нее не наблюдалось ни в один бинокль…

На берегу есть всё: кинотеатры, парки, скамейки, подъезды, чердаки, крыши, трансформаторные будки и много других замечательных мест, где можно интересно провести время с приличной девушкой. И если на судне найдется приличная девушка, то всего остального команда лишена напрочь. Проблема не нова, но Колян, как человек свежий и морем неизбалованный, не придумал ничего лучшего, как назначить свидание Зинуле на носу судна, который моряки называют баком. Почему на баке? Да потому, что там самое темное, по мнению Коляна, место на всем судне. Ну, не вести же девушку в восьмиместную каюту, которая его бригада делила со всей палубной командой? Да и она к себе пригласить не могла, опасаясь старпома, которому она до сих пор иногда стирала рубашки…

Таким образом, наша парочка оказалась в полной темноте, если не считать нескольких миллионов звезд. Воздух был чист, звезды – прекрасны, а молодость Коляна так распирала рабочий комбинезон, что добрая душа Зинули не могла не растаять перед такой благодатью. Они удобно расположились на брашпиле и слились, как говорится, в первом поцелуе…

Упустим подробности, скажем только, что поцелуй этот, был настолько продолжительным, что незаметно перерос во второй, потом в третий… После пятого поцелуя Колян поднял руки к небу и воскликнул:

– Хорошо жить!..

И тут случилось невероятное. Где-то высоко над головами что-то щелкнуло, громыхнуло, прокашлялось. После чего Колян услышал до боли знакомый, но многократно усиленный голос:

– Хорошо жить регулярно! А ты тут, Николай Петрович представления устраиваешь.

Дружный хохот сотряс судно. Колян поднял голову – на капитанском мостике собралась вся команда, включая вахтенных машинного отделения…

Колян не знал, что не освещается бак лишь для того, чтобы с мостика можно было различить тот самый фарватер, который он так и не увидел. Зато теперь Колян твердо знал, что самое темное место на судне – он сам. Это был его первый и последний рейс, после которого ныне старший мастер судоремонтного завода Николай Петрович в море никогда не ходил. О его давней мечте стать капитаном остались лишь воспоминания и приставшая на всю жизнь обидная кличка – «Темное место»…

Между прочим, Зинуля свою перспективу таки нашла – она стала «светлым местом» в жизни самого Николая Петровича. Их теперь так и называют:

Black & White.

«Выполняя намеченные партией

задачи, дошкольные учреждения

должны использовать имеющиеся

ресурсы для разведения домашней

птицы, кроликов, коз и т. д.»

«Питание детей раннего дошкольного возраста»

Издание «Просвещение» 1978 год

Было это в те годы, когда простое слово, утерянное на северном побережье Черного моря, невероятно быстро находилось на южном побережье моря Лаптевых. Причем, в одной компании с рассказчиком и слушателями.

Новая порода HOMO STUCUS – человек стучащий была выведена путем скрещивания подлеца типичного и дятла обыкновенного. Взращенный в тепличных условиях первых колхозов и городских коммуналок, он обладал повышенным ощущением локтя товарища, медленно переходящим от пионерского салюта до дружеского рукопожатия с постепенным заведением за спину обеих конечностей.

Старинная советская пословица гласила: роди, построй и посади. Первое относилось к женщинам, второе – к мужчинам, а третье – не имело пола, охватывая без исключения все категории граждан. Т. е. нормальный советский человек должен был родить политически грамотного младенца, построить Днепрогэс или Магнитку, после чего беззаботно провести лет десять в экологически чистых местах дальнего Севера или ближнего Заполярья. И в этом – огромная заслуга человека стучащего. Незаметный, неутомимый и вездесущий, он проявил себя в различных областях науки, культуры, промышленности и сельского хозяйства. Не гнушался ни производственных отношений, ни бытовых склок и всегда находил в каждом человеке новые, ему самому неведомые грани…