— Понятно. Хотя, должен признаться, я несколько удивлен, что вы в таком виде показываетесь перед слугами. — Он указал на Джейн, которая, низко опустив голову, продолжала укладывать черепицу.

— Может, вернемся в дом? Наверное, вы не откажетесь от чашечки чаю? — поспешно сказала Изабель, словно пытаясь побыстрее выставить его с крыши, из своего дома и, лучше всего, вообще из Йоркшира.

— Зачем же спешить?

— Милорд?

— Я бы предпочел обследовать эту крышу, которая настолько завладела вашим вниманием. Надеюсь, вы позволите мне осмотреть место ремонта, миледи?

— Конечно. — Изабель обернулась к Джейн — следовало срочно удалить эту женщину с крыши. — На сегодня достаточно. Ты можешь идти.

Джейн вскочила как ошпаренная и ринулась к чердачному окну, словно в нем заключалось ее спасение, и быстро скрылась.

Глядя ей вслед, Изабель обдумывала свое положение. Хотя ее никогда не учили светским правилам и манерам, она была твердо уверена, что крыша — совершенно неподходящее место для беседы с представителем противоположного пола.

— Мне не нравится, что вы расхаживаете по крыше, — заметил Николас.

Ряди всего святого! Она ведь не просила его присоединяться к ней здесь, в столь «несветской» обстановке.

— Ну что ж, учитывая, что это моя крыша… Не понимаю, каким образом мое пребывание здесь касается вас хоть в малейшей степени.

— Но вы же можете упасть с нее.

Она подняла ногу, показывая ему свои башмаки.

— У меня отличные подошвы.

Его взгляд пробежал по ее ноге, от конца брючины вдоль обтянутой чулком стройной икры до ступни, и это пристальное внимание внезапно смутило ее. Она мгновенно опустила ногу, и скрип черепицы подчеркнул это движение. Одна ее рука нервно взлетела к волосам, туго стянутым на затылке.

— Полагаю, нам лучше спуститься в дом.

Ник передвинулся и уселся на конек крыши. Осматривая работу, которую они проделали с Джейн, он спросил:

— Почему вы ушли от меня вчера в студии?

Такого вопроса она не ожидала.

— У меня нет времени прохлаждаться с вами в студии, лорд Николас. У меня слишком много дел.

— Должен ли я напомнить, что это вы попросили меня позаботиться о вашей коллекции? Так почему же вы сбежали из студии?

— Я… у меня не было выбора.

Она думала, что он продолжит наседать на нее, но в ее тоне, должно быть, проскользнуло что-то, отчего поток вопросов прекратился.

Наступило довольно продолжительное молчание, после чего он сменил тему.

— Я думаю, вам следует рассказать, почему вы ремонтируете крышу.

Она слегка пожала плечами.

— Я уже говорила, милорд. Она течет. Что очень неприятно, когда идет дождь. И поскольку мы в Британии, дожди здесь не редкость.

Он обхватил рукой согнутое колено и оглядел простирающиеся вокруг земли, не обращая внимания на ее отчужденный тон.

— Вы нарочно делаете вид, будто не поняли моего вопроса. Вижу, что у меня нет выбора, кроме как использовать единственно доступное мне средство. — Он вздохнул и процитировал: — «Волюптас, дочь Купидона и Психеи, изготовлена из розового мрамора из Мергоццо, территории в Альпах, получившей известность именно благодаря этому».

— Эта статуя не розовая. И она не итальянская.

Он перевел на нее взгляд, и она утонула в сверкающей голубизне его глаз, прежде чем заметила конвульсивное подергивание мышц на его щеке и задумалась, что бы это могло значить.

— Статуя сделана из розового мрамора из Мергоццо, — медленно повторил он, словно она была умственно отсталой. — Розовый мрамор не всегда розового цвета. И эта скульптура не итальянская. Она римская. Это римская богиня.

Изабель поняла, что он делает — вынуждает ее ответить на вопрос о крыше с помощью сведений о статуе.

Если он прав, ей придется все ему открыть.

— Должно быть, вы ошибаетесь, — сказала Изабель, не заботясь о том, что обижает его этими словами.

— Уверяю вас, это так. Волюптас почти всегда изображают увитой розами. К тому же ее лицо ясно подтверждает это.

— Вы не можете определить богиню по лицу, высеченному из мрамора, — усмехнулась Изабель.

— Волюптас легкоузнаваема.

— Я никогда даже не слышала об этой богине, а вы знаете, как она выглядит?

— Это богиня чувственных наслаждений.

У Изабель округлились глаза. Она так и не нашлась что ответить.

— Ее лицо выражает так много. Наслаждение, блаженство, страсть, экстаз…

— Да, понимаю, — прервала его Изабель, заметив смешинки в глазах. — Вам очень весело, не правда ли?

— Невероятно. — Он улыбнулся, и Изабель с трудом удалось сдержать ответную улыбку. Она хмуро посмотрела на него, и он рассмеялся. Его смех звучал вполне доброжелательно.

— Ну же, давайте, леди Изабель, садитесь рядом со мной и расскажите мне повесть о крыше, которая требует ремонта.

Она не смогла устоять и сделала как он просил.

Когда она уселась, он не взглянул на нее, а продолжал смотреть на палисадник перед домом в направлении дороги. После продолжительного молчания он тихо спросил:

— Почему вы сами ремонтировали крышу? И никто, кроме дворецкого, не помогал вам?

Изабель глубоко вздохнула. Теплый летний ветерок мирно овевал их, свободный от оков здесь, высоко на крыше, где ему не мешали деревья или здания. Отметив нарастающую влажность в воздухе, предупреждающую о надвигающейся грозе, девушка пожалела о том, что тучи еще не подошли и у нее нет возможности избежать ответа на его прямой вопрос. Оставалось только сказать правду.

— Я не могу позволить себе нанять кровельщика, — просто сказала она, глядя вниз и сметая воображаемую пыль с одной из теплых черепичин под ними. — У меня нет средств пригласить опытного мастера. У меня нет надежного мужчины, которому я могу доверять.

— А как же лакеи?

«Ну что ж, милорд, начнем с того, что все они женщины».

— Они заняты выполнением собственных обязанностей. — Она слегка пожала плечами. — Я сама могу научиться чинить крышу не хуже любого другого.

Он долго молчал, и она, в конце концов, посмотрела на него, отметив понимание в его глазах — проницательных глазах цвета ясного летнего неба. Этот дурацкий журнал оказался прав. Их цвет был изумительно красив.

— Большинство леди вашего ранга, однако, не учатся чинить крышу. Им как-то ни к чему…

Она смущенно улыбнулась при этих словах:

— Действительно. Но большинству леди моего ранга не приходится делать многого из того, чем вынуждена заниматься я.