Ближе к полуночи я задремала в центре круглого пятна света от торшера. И тут в комнату ввалился румяный (видно, на мороз выходил, на чёрную лестницу) Пересвет. Громко поинтересовался: «Кто у нас тут?» Зачем-то схватил сектантскую агитку и упал к себе на кровать.

Я открыла глаза и недовольно пробурчала:

– Сурок в манто.

Села поудобнее и снова тупо уставилась в книгу. Заканчиваться она никак не желала. Оставшиеся двести с лишним страниц мне за ночь точно не осилить. Главным образом потому, что не хочется. Пусть даже все двести читать не надо. Часть знаний в моей голове всё-таки обитает…

– Слышишь, Добряна, – через некоторое время позвал Пересвет, – тут пишут, что мы скоро все умрём. Аккуратненько в новогоднюю ночь. Не наступит, говорят, двухсотый год.

Он, видите ли, почитать удумал перед сном. Книжечку с молниями.

– Да неужели?

Я продолжала старательно углубляться в недра хрестоматии.

– Задумайся! Чуть больше месяца осталось. Может, ну их к нечисти, эти испытания? Проведём лучше время с пользой для души и тела!

Я повернула голову и без улыбки посмотрела на него. Знал бы он, как мне хочется согласиться! Ну их и вправду – испытания, хрестоматию эту! В конец света я, понятное дело, не верю. В общий. Для всех. Верю только в индивидуальные концы индивидуального света. Маленькие такие личные катастрофы, после которых мы никогда не становимся прежними, но продолжаем ходить по земле. И Пересвет, конечно, не верит. А говорит он то, что и раньше мне говорил. В виде шутки.

Я же давно чувствую, как телесный голод терзает меня нещадно. И от него готова бросаться на придорожные столбы, а не только на очень симпатичного мне молодого человека.

Привычка – подлюка! Привычка – вторая натура!

Привычка заставила меня ответить:

– В двухсотом году непременно.

Не в первый раз уже…

Пересвет, собственно, согласия и не ждал. Как говорится, моё дело предложить.

Дверь приоткрылась. Чей-то хмельной голос позвал гулять дальше, и Усмарь отправился за ним.

Я себя ругнула.

Ратмир с Милорадом до завтра не появятся. Пересвет до сих пор не оставил своих намёков и попыток зазвать меня в туманные дали. И я совсем не против в них зазваться. Сижу тут!

Ещё эта гнусная литература довоенного столетия. Не люблю указанный период. Тяжёлый. Нервные люди. Грустные истории. Всё проникнуто печальным, даже скорбным, духом. Всё равно никогда не прочитаю.

А сдавать-таки придётся…

Из коридора доносился девичий голос. Никогда с обладательницей его не знакомилась, но знаю, что она часто сидит в коридоре на полу и поёт под гитару. А вокруг собирается толпа. Все по очереди прикладываются к бутылке портвейна, иногда декламируют стихи, иногда обсуждают животрепещущие политические вопросы. Я услышала, как что-то сказал Пересвет, слов не разобрала. Девчонка пела, и голос её мешал.

Пару часов ещё я помучилась с книгой, решив, что к себе сегодня не пойду. И заодно дам Пересвету шанс…

Потом погасила торшер.

«Ну и где тебя носит, Усмарь?» – подумала, проваливаясь в сон.

За ночь основательно подморозило. Когда на следующее утро я вышла на крыльцо общежития, в тоске, собираясь сдавать литературу, там было полно народу. Вместимость крыльца – человек сто, если впритык, но сейчас оказались заняты и ступеньки, и часть улицы, где обычно гуляли сектанты. Все переговаривались, облака пара от дыхания поднимались к небу.

– Демонстрация? Забастовка? Самосуд? Может, война? – я подошла к стоявшему с краю Милораду. Облокотившись на перила, тот, не отвечая, указал подбородком в сторону многоместного светомобиля на стоянке возле общежития. Там тоже теснились люди с камерами, микрофонами, доносились голоса.

– Террористы захватили стратегически важный объект? – снова повернулась я к Дубинину.

Он соизволил обратить на меня внимание. Пояснил:

– Забытые приехали.

Я глянула в сторону стоянки уже с интересом.

– Сейчас? Я думала к началу следующего учебного года.

– Видимо, решили дать несколько месяцев на адаптацию. К нам дикарям ведь ещё привыкнуть надо.

Из сборища репортёров вывернулись несколько человек и направились к общежитию. Пришлые не то чтобы разительно, но отличались от местных. Двое добрых молодцев. Один прямо-таки богатырской наружности. Высокий, широкоплечий, лицо с тяжёлой челюстью выражало суровость. Второй вид имел добродушный, улыбался, с любопытством оглядывался. Рядом со здоровенным приятелем он выглядел весьма скромно. Рост имел средний, телосложением не выделялся. Выглядели оба так, будто приехали в лето. По меньшей мере в весну. Наши стоят – закутались, одни глаза видать, ёжатся, с ноги на ногу переминаются. А у пришлых полушубки расстёгнуты, шапки отсутствуют. И то верно. Наш стужень для них – ерунда. Там, откуда Забытые прикатили, холода стоят такие, какие нам и не снятся.

– Кто хоть они? – я перешла на шёпот.

– Хорошо бы кровопийцы! – восторженно прошептала рядом со мной какая-то девица, обращаясь к подруге. Видимо, из числа пристукнутых поклонниц сериала. Я присмотрелась. Оказалось, это те самые экзальтированные первокурсницы, что проходу Лучезаре не дают. Бедные Забытые!

Милорад хмыкнул:

– Судя по цвету лица, у них с гемоглобином всё в порядке.

Рядом с любительницей кровососов стояли две девушки, которых знала вся ВГА.

– Одежда домотканая, – говорила одна другой. – Видишь, какое качество? А цвета? Обалдеть! Что за красители? А мех? Хорошо бы такую шубку. Надо узнать, кто им шьёт. Очень круто! Очень модняво! Запустим новое веяние.

Я вспомнила: эту разговорчивую зовут Зорица. А вторую – хоть убей. Они в ВГА журнальчик выпускают о моде, красоте и ещё какой-то ерунде. То есть как журнальчик? Несколько страниц. Зато на хорошей бумаге и с цветными картинками. Для Академии – самое оно. На масштабы Руси девицы пока не замахнулись. Хотя Зорица создаёт впечатление человека, какой далеко пойдёт, так что у неё всё впереди. Обе девицы всегда замечательно выглядят. Ухоженные, напомаженные так, что даже слишком. Одеты с иголочки. Обе недавно стали клиентками Лучезары. Учат её, в свою очередь, краситься, подбирать аромат, правильно одеваться. На мой взгляд, Чародейка благодаря их советам стала ещё страшнее. Меня девицы при каждой встрече окидывают слегка презрительным взглядом. Ещё бы! Я такой никогда не буду.

Глава Академии внушительный Велимир Боянович, шедший впереди вновь прибывших, призвал всех, кто находился на крыльце, расступиться. И вскоре Забытые и их сопровождающие исчезли внутри общежития.

– Они у нас на десятом поселятся, – сказал Дубинин. – Малина Борисовна комнату освободила в конце коридора.