Глянула она направо — лишь травы колышутся, налево посмотрела — только речки воркуют, по камням пляшут. Оглянулась назад — кроме тени, нет никого. На все шестьдесят сторон земли Кадын посмотрела, на все семьдесят взглянула — пусто, и ладони к устам приставила:

— Эйт! Тйох! Дельбегень треклятый, на мухортом иноходце с шестью ушами ездящий! Довольно тебе в пещере тёмной отсиживаться! Выходи в поле вольное на смертный бой! — зычно принцесса крикнула, только эхо отозвалось, лишь галька посыпалась. — Эй, Дельбегень вероломный, на свирепом, как барс, иноходце ездящий! Будет тебе в горах скалистых прятаться! Сразись со мною в бою честном!

Сказанные слова ещё не слетели с губ, как затряслись кручи горные, ходуном под ногами земля заходила. С утёса тёмно-синего покатились валуны стопудовые, кедры старые под себя подмяли.

Глядит Кадын — из пещеры носок сапога гигантского высунулся. Из семидесяти шкур чёрных буйволов тот сапог пошит. В страхе огненно-гнедой Очы-Дьерен заржал на десять голосов разных, мелкой дрожью пошёл, на дыбы, вспененный, поднялся. Круглое сердце его трепещется, тонкие рёбра гнутся со страху.

Только Кадын осадила коня, как из пещеры ручищи показались мохнатые, на ногах сапожищи подтягивают. Волосы на тех руках точно сосны рыжие, столетние. Ноги те и семьдесят алыпов не обхватят — надсадятся! Затрясся рысёнок от боязливости: шерсть дыбом встала, сердце чуть рёбра стуком не сломило, печёнка чуть не лопнула.

Лишь Кадын Ворчуна успокоила, из пещеры семь голов великанских одна за другой вылезли. Лысые головы, тёмно-жёлтые, а с макушек семь кос толстых, как гадюки, свешиваются. Семь носов Дельбегеня — семь горбатых гор, семь ртов — овраги глубокие. Четырнадцать ушей, как вершины скал, заострённые, четырнадцать глаз — котлы кипящие. А на средней голове — четвёртой — шапка мерлушковая с белой серебряной кистью высится.

Вылез Дельбегень из логова, выше туч возвысился. Плечи расправил, воздух из обширной груди выдохнул — облака разогнал во все стороны. Шуба с семью воротниками, из двух дюжин тигров пошитая, длинными полами по ногам его хлопает. В правой руке ржавый раздвоенный меч зажат. Меч свой людоед о звезды калил, на ледниках студил, об луну точил. В левой руке синий, острый, как молодой месяц, топор. Белым пламенем топор сверкает, ярче солнца поле освещает. Повращал Дельбегень зрачками мутными в разные стороны, никого не заметил.

— Что за алып посмел к моему дому явиться без приглашения? Какой богатырь меня на бой вызвать отважился? — семью глотками людоед загрохотал, на семь разных голосов завыл.

От крика его птицы с насиженных кладок слетели, звери, детёнышей своих покинув, убежали, скот с голубых пастбищ неведомо куда умчался. Шапка островерхая на голове Кадын не шелохнулась, косы, через плечи перекинутые, не качнулись.

— Это я, принцесса Кадын — Владычица! Достославного хана Алтая дочь десяти лет от роду! Вызываю тебя, Дельбегень недостойный, на великий бой! — храбро девочка в ответ крикнула, мечом семидесятигранным повела.

Блеснул меч огнём ярким, высек сноп искр золотых! Ослепил Дельбегеня блик солнечный, прищурился людоед — разглядел в поле всадницу малую.

— Потешаться, видно, ты надо мною, пигалица, удумала! А вот я тебя сейчас за дерзновенность щелчком двух пальцев на гору Белуху закину, выкину! — пророкотал так Дельбегень и одним шагом поле бескрайнее преодолел.

Опустился людоед на корточки — вершины кедров в оврагах примял. Прицелился в дерзкую всадницу, а та не лыком шита — шмыг и за утёс спряталась. Щёлкнул людоед со всей одури по утёсу гранитному да палец-то и сломал!

Во все семь глоток Дельбегень взвыл:

— Найду тебя — ноги отрублю, к голове приставлю! Голову отрублю, к ногам приставлю! — от воя этого в поле трава полегла, с лиственниц хвоя осыпалась.

А Кадын жива-невредима, правую бровь подняла, левый глаз прищурила и опять зовёт:

— Ну что, людоед подлый, сразишься теперь в честном бою с пигалицей? Али силушек не осталось?

— Не пристало мне с птенцом желторотым воевать! — людоед ревёт, точно сто медведей разом. — А за продерзание я тебя одним плевком зашибу!

Набрал Дельбегень в четвёртый рот, что посредине был, слюны погуще, прицелился во всадницу, а та юрк и на нос его сапога буйволиного вскочила. Плюнул людоед со всей силы да ногу себе и раздробил!

Заревел Дельбегень тёмно-жёлтый во все семь глоток:

— Мясо твоё с костей срежу, кости высушу, истолку, в кипящем чае сварю!

От рёва его вода речная из берегов вышла, с кедров в тайге шишки осыпались!

— Ну, людоед премерзкий, выйдешь ты теперь в чисто поле сразиться на равных со мною? — Кадын рассмеялась.

— Негоже мне с карлицей мизерной, меньше шишки лиственничной, силами мериться! Я тебя в три глотка проглочу и не поперхнусь даже! — как гром людоед загремел, как железо зазвенел.

Бросился гигант на всадницу, а та фьють — и за валун стопудовый отпрыгнула. Хватил людоед валун в зубы, глоток сделал, а камень в глотке глубокой и застрял.

Схватился Дельбегень за горло руками, повалился наземь, по полю катается: голова средняя задыхается. Сомкнулись очи её бездонные, изо рта слюна пенная свесилась: задохлась четвёртая голова людоеда-губителя.

— Веришь теперь в удаль мою богатырскую, людоед шестиголовый, плешивый? — насмешливо Кадын молвила. — Скрестишь, хромоногий, беспалый, мечи в бою с достославного хана Алтая дочерью?

— Твоя взяла, — отвечал Дельбегень со вздохом глубоким. — Кости мои не ломай, жилы мои не вытягивай!

А жди ты меня в чистом поле, мечи доставай, готовься к поединку равному. Дозволь мне лишь раны заговорить свои.

Согласилась великодушная девочка с людоедом хитрым. Развернула коня в поле раздольное, стала к бою приготовляться.

Вдруг туман густой всадницу обступил кругом, окутал.

Не видно ничего стало — хоть глаз выколи. Лишь высоко в небе туча тёмная, да там, где земная твердь с небосводом сходятся, чёрные клубы курятся.

И рассеялся туман, и Кадын увидела, что не туча то вовсе. Стая чудищ крылатых с клёкотом страшным над синим, над белым Алтаем летит. С головы — орлы с клювами острыми, сзади — львы с лапами когтистыми на подмогу Дельбегеню спешат. От взмахов их крыльев волны в реках поднимаются и опускаются, все семьдесят ветров криком кричат.

И рассеялся туман, и Кадын увидела, что не дым то чёрный курится. Свора серых волков со Злыднем во главе одноухим на помощь хозяином кликнуты.

Летят грифоны — сотни их, а может, и тысячи — все небо заполонили тенью гигантской. Бегут волки — несметное их полчище — землю под собой роют, глаза отмщеньем светятся.

Поняла Кадын, обманул её Дельбегень хитроумный, вокруг пальца обвёл. Не справиться ей в одиночку с нечестивым войском многотысячным. Видно, не прав был Телдекпей-кам мудрейший. Не суждено Кадын народ алтайский от людоеда навек избавить. Не суждено ей с победой славной в отчий дом вернуться. Суждено ей в неравном бою с тёмной нечистью погибнуть. А погибать раз — так с песнею!