Такер подошел к кровати, около которой стояла Кейт, наклонился и достал из-под матраца конверт с деньгами.

– Вот ваши деньги, возьмите их. И… извините, что не смогу вам помочь.

Кейт несколько секунд смотрела на конверт, потом взяла его и нахмурилась. Что ж, значит, и этот поединок снова выиграл Джасон Траск, а не она.

– Что вы теперь намерены предпринять? – тихо спросил Такер.

Кейт, печально усмехнувшись, бросила на него быстрый взгляд.

– Что я намерена делать? – глухо повторила она. – Воспользуюсь вашим советом и снова положу деньги в банк. В банк, принадлежащий Траску.

– А потом?

Она пожала плечами:

– Пока не знаю. Буду жить как жила. Может быть, возьму отпуск.

– Я имею в виду Траска…

Кейт подошла к окну и, оперевшись руками на подоконник, стала глядеть во двор.

– Я так долго ненавидела его, – задумчиво начала она. – Вся моя жизнь в последнее время была подчинена единственной цели: уничтожить Траска, навсегда избавиться от него. Или научиться относиться к нему как к незнакомому человеку, мимо которого проходишь на улице, не обращая никакого внимания. Вытеснить его из моей жизни, заставить относиться к нему как к чему-то неважному, пустому, ненужному…

– Вы уверены, что вам это удастся? Ведь пока Траск жив, вы…

– Возможно, я последую еще одному вашему совету, – перебила его Кейт. – Обращусь к хорошему, опытному психотерапевту, который сумеет помочь мне избавиться от моих комплексов.

Небрежный тон, которым Кейт произнесла последнюю фразу, заставил Такера усомниться в ее искренности. Похоже, ни одному, даже самому лучшему специалисту не удастся излечить эту молодую женщину от навязчивых комплексов, пока она сама этого не пожелает.

Кейт обернулась и спросила:

– Скажите, а ваша семья все еще живет в Файет?

Такер покачал головой:

– Нет, они уехали почти сразу после суда.

На лице Кейт появилась горькая усмешка. Ничего удивительного, что семья Хендерсонов заставила родственников Такера покинуть родной город. Ей, Кейт, это хорошо знакомо. Семья Траск тоже жаждала выжить ее из Фолл-Ривер.

– Семья Хендерсон сочла двадцатипятилетний тюремный срок, полученный вами, недостаточным? – возмущенно произнесла Кейт.

– Нет, они жаждали возмездия! – зло бросил Такер. – После суда они через подставных лиц купили наш дом, а мать, бабушку и брата выгнали на улицу!

– Куда же им пришлось уехать?

– Бабушку поместили в дом для престарелых, и через несколько лет она умерла. Джимми уехал в Литл-Рок и по сей день живет там. А что касается матери… Ни я, ни Джимми не знаем, где она и что с ней.

– А ваш отец?

Такер присел на кровать и некоторое время молчал. Наконец он ответил:

– Я никогда его не знал. Моя мать была любвеобильной особой и постоянно меняла мужчин. Единственно, о чем ей было известно наверняка, так это, что у меня и у Джимми – разные отцы.

Такер с детства ощущал свою ущербность. Когда произошла трагедия с Хендерсоном, никто, собственно, даже не удивился. Чего еще ждать от недоумка, негодяя, не получившего никакого воспитания и выросшего фактически на улице?

– А мой отец меня предал, – вдруг произнесла Кейт. – В тот момент, когда я так нуждалась в его сочувствии и поддержке, он демонстративно отвернулся от меня!

Такер понимающе кивнул:

– Он тоже, как и все остальные, поверил Траску?

– Разумеется! Он не только поверил ему, но и счел, что я заслужила такое обращение. Он сказал, что, если бы я не спала до этого с Траском, ничего бы не случилось! – В голосе Кейт прозвучали гневные нотки. – Он страшно рассердился, что я посмела предать случившееся огласке, что довела дело до судебного разбирательства. Он говорил, что по моей милости его доброе имя теперь треплют в суде! – В глазах Кейт показались слезы. Несколько секунд она молчала, пытаясь успокоиться, а потом продолжила: – А уж когда Траск добрался до Керри, отец вообще меня возненавидел! Разумеется, во всем, что случилось с Керри, он обвинил меня!

– А ваша мать?

– Ну… она, конечно, переживала за меня, однако тоже приняла сторону отца. Мать осуждала меня, считая, что я должна была все сохранить в тайне и ни в коем случае не обращаться в суд.

– А Керри…

– В ту ночь, когда Траск избил Керри и надругался над ней, я первая приехала к ней в больницу, а потом Трэвис привез туда мать и отца. Когда мать вышла из палаты Керри, она заявила, что никогда мне этого не простит. «Посмотри, в каком она состоянии! – гневно бросила она. – Вот что ты натворила своим упрямством и глупостью! Я не прощу тебе этого!»

Такер сидел на кровати, опустив голову, молча слушал Кейт и рассматривал рисунок на стеганом одеяле, подаренном Нелли.

– В общем, в глазах родителей – я безнравственная женщина, упрямая и своевольная… – глухо продолжала Кейт. – У меня нет совести! Я могу ляпнуть любую глупость, любую бестактность. Вот, например, высказав предположение относительно вашего одеяла, я смутила вас, ведь так?

Такер усмехнулся.

– Да ладно вам, – небрежно произнес он. Затем поднялся с кровати, подошел к окну и, выглянув из него, воскликнул: – Дождь закончился! Вы поедете домой или останетесь помогать мне?

Кейт кивнула. Конечно, она еще побудет здесь и поможет Такеру. Что ей делать дома в выходной день?

На лице Кейт появилась легкая улыбка. Она взглянула на Такера, ждавшего ее ответа, и бодро произнесла:

– Дома мне нечего делать. Конечно, я останусь и помогу вам!

Дорога, ведущая в Фолл-Ривер, была узкая, извилистая, и водителям приходилось быть предельно внимательными и соблюдать осторожность. Колин Роббинс напряженно глядела прямо перед собой, крепко сжимая руль «Мустанга». Дорога постоянно петляла, сворачивала то вправо, то влево, и Колин во время поездки не раз вспоминала слова отца. Много лет назад он шутливо говорил ей, что, по-видимому, рабочие, строившие эту дорогу, руководствовались не планом, а имели перед глазами чучело змеи, и поэтому дорога получилась узкой, петляющей и такой же опасной, как змея.

В это время года в городе было очень красиво. Колин любовалась яркими красками осенних листьев, казавшихся огненным сполохом на фоне вечнозеленых сосен. Ей вдруг вспомнился могучий старый клен, росший во дворе их дома в Файет. Когда его красивые резные листья начинали желтеть, Колин с грустью понимала, что наступает осень, а шуршащий ковер из пожухлых опавших листьев возвещал о близком приходе зимы. Интересно, растет ли еще их клен около дома, или новые хозяева спилили его? Воспоминание о старом клене вызвало у Колин щемящее грустное чувство по безвозвратно ушедшей юности. Внезапно ей пришла в голову дельная мысль.