Лотти не сразу нашлась что ответить.

– Нет, – в конце концов сказала она. – Прости.

Они снова двинулись в путь, на этот раз медленнее. Шли и молчали. Лотти кивнула, приветствуя соседа.

– Ветрено, – приподняв шляпу, заметил тот.

– Кто это был?

– Мистер Хиллгард.

– Это тот, что с собакой?

– Нет, то мистер Аткинсон. – Щеки ее горели. – У него тоже усы.

«Усы! Надо же, усы! – ругала она себя. – Но кто, черт возьми, замечает усы? – Они поднимались по холму к «Аркадии», и Лотти начала прибавлять шаг. – Пожалуйста, пусть все это поскорее закончится, – просила она. – Пожалуйста, пусть он вспомнит о каком-нибудь поручении в городе. Пожалуйста, пусть он уйдет».

– Лотти!

Она остановилась, подавляя слезы и боясь, что у нее вот-вот начнется истерика.

– Лотти, подожди минутку.

Она обернулась и взглянула ему в лицо во второй раз. Он стоял перед ней и смотрел своими огромными карими глазами на чересчур красивом лице. Озадаченный. С легкой улыбкой на губах.

– Я тебя обидел?

– Что?

– Не знаю, что я сделал, но хотелось бы узнать.

«Неужели не знаешь? – подумала она. – Неужели не понимаешь? Неужели не видишь во мне то, что я вижу в тебе?» Она подождала несколько секунд, надеясь, что он все-таки сам ответит, и чуть не разрыдалась от отчаяния, когда он ничего не сказал.

– Ты ничего не сделал. – Она снова двинулась к дому, чтобы он не увидел, как сильно она прикусывает щеки.

– Эй! Эй! – Он поймал ее за рукав.

Она вырвала руку, словно он ее обжег.

– Ты избегаешь меня с тех пор, как я сюда приехал. Неужели из-за меня с Селией? Я знаю, вы всегда были лучшими подругами.

– Конечно нет, – сердито ответила она. – А теперь прошу, пойдем. У меня еще много дел.

– Не понимаю, что происходит, – раздался голос за ее спиной. – Ты почти все время сидишь безвылазно в своей комнате.

В горле Лотти застрял огромный комок пустоты. И душил ее. Глаза щипало от слез. Господи, заставь его уйти. Прошу тебя. Несправедливо так со мной поступать.

Но Гай снова с ней поравнялся.

– Странно, но ты мне кого-то напоминаешь. – На этот раз он на нее не смотрел. Просто шел рядом. – Я пока не понял кого. Но пойму. Это тот дом?

Солнце, несмотря на ветер, согрело ей спину. На подъездной аллее Лотти чуть замедлила темп, под ногами хрустел гравий. Еще не дойдя до середины, она осознала, что не слышит его шагов.

– Вот это да! – Он отступил назад, прикрыв ладонью глаза и щурясь от солнца. – Кто здесь живет?

– Аделина. Ее муж Джулиан. И кое-кто из их друзей.

– Совсем не похож на английский дом. Скорее напоминает те дома, среди которых я вырос. Вот это да! – Он улыбался, приближаясь к дому и оглядывая квадратные окна, побеленный фасад. – Я, знаешь ли, не большой поклонник британских домов: традиционного викторианского стиля или псевдотюдоровской ерунды. Мне они кажутся темными и тесными. Даже дом родителей Селии. Зато этот гораздо больше мне по вкусу.

– Мне он нравится, – сказала Лотти.

– Вот уж не думал, что здесь встречаются такие дома.

– Как давно ты здесь не был?

Он задумчиво нахмурился:

– Лет двадцать. Мне было примерно шесть, когда мы уехали из Англии. Ну что, войдем?

Лотти глянула на конверт в руке.

– Даже не знаю, – засомневалась она. – Наверное, можно просто сунуть его в щель для писем…

Она с тоской посмотрела на дверь. Она не была здесь уже почти две недели. Селия не захотела пойти с ней. «А, та публика, – пренебрежительно отмахнулась она. – Собрание скучных и никчемных людишек. Тебе нужно приехать в Лондон, Лотс. Вот где настоящее веселье. Вдруг ты с кем-нибудь познакомишься».

– Мне запретили с ними общаться, – пояснила Лотти. – С теми, кто там живет. Но они мне нравятся.

Гай перевел на нее взгляд:

– В таком случае войдем.

Дверь открыла Френсис, а не Марни.

– Она ушла, – сообщила Френсис, на ходу стирая с рук рыбью чешую нелепо выглядевшим на ней белым фартуком. – Бросила нас. Такая досада. Мы совершенно не приспособлены к домашнему хозяйству. Мне поручили приготовить на ужин рыбу. Если бы вы видели, какой кавардак я устроила на кухне.

– Это Гай, – сказала Лотти.

В ответ Френсис лишь помахала рукой. «Аркадию» посещало столько людей, что в официальных представлениях давно отпала необходимость.

– Аделина на террасе. Занимается дизайном нашей фрески.

Пока Гай с удивлением рассматривал дом, Лотти украдкой бросала взгляды на его профиль. Скажи что-нибудь ужасное, мысленно приказывала она. Отнесись неуважительно к Френсис. Заставь меня изменить о тебе мнение. Пожалуйста…

– Что за рыба? – спросил он.

– Форель. Ужасно скользкая гадость. Так и летает по всей кухне.

– Хотите, я попробую? Я довольно ловко разделываю рыбу.

– Ой, правда?! – с нескрываемым облегчением воскликнула Френсис и направила его в кухню, где на отбеленной деревянной столешнице картинно истекали кровью две радужные форели. – Ума не приложу, почему она ушла. Впрочем, она всегда была нами недовольна. Я под конец даже стала побаиваться этой угрюмой старухи.

– Она не одобряла нас. Наш образ жизни. – В дверях появилась Аделина. На ней была длинная черная юбка в мелкую складку и белая блузка с черным галстуком. Она улыбнулась Гаю. – Мне кажется, ей было бы удобнее в более… традиционном доме. Ты привела к нам нового гостя, Лотти?

– Это Гай, – представила своего спутника Лотти и, чуть замявшись, заставила себя добавить: – Жених Селии.

Аделина перевела взгляд с Гая на Лотти и обратно, помедлила, словно раздумывая над чем-то, и наконец подняла руку в приветственном жесте:

– Приятно познакомиться, Гай. Примите также мои поздравления.

Наступила короткая тишина.

– Прислуга почему-то долго у нас не задерживается. Этот нож подойдет? По-моему, он не очень острый. – Френсис протянула окровавленный нож.

Гай проверил лезвие большим пальцем:

– Неудивительно, что у вас ничего не получается. Он такой же острый, как нож для масла. Я наточу его. Брусок у вас есть?

– Наверное, придется искать еще кого-то, – вздохнула Френсис. – Нам и в голову не приходит, что нужно точить ножи. – Она рассеянно потерла щеку, оставив на ней кровавый след.

– О, это такая скука, подыскивать персонал, – с раздражением заметила Аделина и театральным жестом поднесла руку ко лбу. – Я никогда не знаю, что нужно у них спрашивать. Я никогда не проверяю, что они делают. Я даже не знаю, что им следует делать.