«Вы имеете в виду некрофилов? Нет, я о таких случаях не слышал. Однажды ко мне приходил устраиваться санитаром мужичок. Нормального вида, не алкоголик, одет прилично. Когда я ему объяснил, что денег больших он не получит, он сказал: «Да что вы, доктор, какие деньги? Мне бы за мертвое тело подержаться». Конечно, я его не взял. Наверное, это и был извращенец.

Коллективы санитаров, как правило, устоявшиеся, люди работают десятилетиями, если здоровье позволяет. Встречаются и санитарские династии: мать и сын, брат и сестра, отец и сын — не редкость…

Так как на моем будущем месте работы мне предстояло осматривать и живых лиц, я больше месяца провел в судебно-медицинской амбулатории и тоже многому там научился. Заведующий ее — Анатолий Самойлович Шаровский — колоритный пожилой мужчина в плоской белой медицинской шапочке; у него были белые усы и хитроумные глаза, которые, однако, иногда смотрели так, что становилось не по себе. Профессионал, прекрасно знающий законы и порой лучше следователей умеющий объяснить и донести суть. Сотрудники его отделения помогали мне, как могли: я присутствовал на освидетельствовании задержанных по подозрению в совершении какого-то преступления, участвовал в приеме граждан, получивших повреждения (как правило, это люди, пострадавшие в бытовых конфликтах в нетрезвом состоянии), осматривал жертв половых преступлений, работал с историями болезни и ходил в суды. Существует ошибочное мнение о том, что работать с живыми людьми проще, чем с трупами. На самом деле это не так. Эксперт отдела потерпевших, обвиняемых и других лиц должен обладать гораздо более глубокими знаниями из многих медицинских специальностей, обязан уметь правильно анализировать историю болезни и другие медицинские документы. Множество нюансов медицинского характера влияют на степень тяжести вреда, нанесенного здоровью, а от этого, как вы понимаете, зависит судьба человека, например, то, сядет он в тюрьму или нет. И если в некоторых ситуациях все просто — человека ударили по голове, и у него перелом костей черепа, то есть нанесен тяжкий вред, то часто бывает иначе: сразу нельзя определить однозначно, какой вред причинило то или иное повреждение. Экспертизы такого рода — очень сложные, проводятся с привлечением одного или нескольких врачей различных специальностей, и даже несмотря на это иногда заключение эксперта не устраивает ту или иную сторону, и назначается вторая экспертиза, третья, четвертая…

Половые экспертизы — еще один специфический вид исследований, который проводится в случаях изнасилования и насильственных действий сексуального характера.

Всему этому я обучался в интернатуре и, как мне тогда казалось, научился. Да, я был самоуверен и хотел работать самостоятельно, по-взрослому. Петр Иванович Новиков поверил в меня (или просто устал от моих просьб пустить меня «в поле»), так что я приехал на место своей постоянной «взрослой» работы на два месяца раньше окончания интернатуры. Я даже экзамен не сдавал — смысла в нем не было, потому что я являлся единственным интерном, и все прекрасно знали, на что я способен».

«С этого момента и началась ваша профессиональная деятельность?»

«Да, именно с него. Я хорошо помню, как в июне пришел в морг, находящийся на окраине больничной территории, с большим желанием оказывать судебно-медицинскую помощь населению. Само здание, в котором располагался морг, заслуживает отдельного описания. Когда-то давно это было одноэтажное строение, к которому потом пристроили дополнительное крыло. Спустя время, вероятно, перестало хватать места, и здание дополнили вторым этажом на два крыла. Прошло какое-то количество лет, и одна половина морга, включающая в себя первый и второй этажи, стала отваливаться от другой. Проблему решили просто: стянули обе половины длинным металлическим уголком, прикрепленным к стене болтами. Таким я и увидел морг в тот июньский день. Весь второй этаж занимала патанатомия, на первом этаже были траурный зал, комнаты санитаров, два секционных зала — наш и патанатомический — и три комнатки для судебно-медицинских экспертов; в подвале стояли холодильные камеры, из подвала наверх, на первый этаж, ходил лифт. У нас имелся свой отдельный вход с высоким крыльцом, с которого граждане, пришедшие «снимать побои», часто падали — ведь нередко здесь встречались обе стороны конфликта, находящиеся к тому же в не совсем трезвом состоянии, что провоцировало продолжение потасовки при активной поддержке остальных таких же товарищей. Работали в морге двое санитаров, мама и сын, и две лаборантки; прежний заведующий, благодаря которому я попал на это место, уже уехал в Израиль, поэтому врачей тоже было двое: Ольга Алексеевна, женщина, которая организовывала судебную медицину в этом городке, человек-легенда, и новый заведующий, мужчина на двенадцать лет старше меня, веселый авантюрист. Я стал третьим экспертом.

Городок тоже был уникальным. Сравнительно небольшой центр окружало множество рабочих поселков, сформированных вокруг угольных шахт и разрезов, среди которых располагались еще несколько предприятий и четыре колонии. Последнее обстоятельство придавало коренным жителям особый шарм. Многие горожане в течение всей жизни постоянно перемещались из шахты в колонию и обратно. Рабоче-крестьянское население имело рабоче-крестьянские нравы, конфликты решались просто: на разговоры время не тратилось, а просто бралось то, что попадалось под руку, и в качестве аргумента прикладывалось к голове оппонента. Расскажу такой случай. Я уже проработал несколько лет, когда к нам доставили труп убитого на улице мужчины: его пинали, били руками и какими-то предметами, прыгали на грудь, в общем, привычная картина. На следующий день милиция доставила двух подозреваемых в совершении этого преступления — подростков лет по пятнадцать, которых мне требовалось освидетельствовать. Это стандартная процедура — задержанных всегда осматривают для того, чтобы выяснить, есть ли у них какие-то повреждения».

«А для чего это нужно?» — не понял я.

«Ну, смотрите, например, задержали человека, а у него на теле уже есть повреждения: ссадины, кровоподтеки, которые не были описаны. Потом такой задержанный может сказать, что его в милиции избили, и в качестве доказательств приведет эти следы. Как доказать, что они имелись в момент задержания? Поэтому задержанных всегда освидетельствуют».

Я кивнул.

«Так вот, я осмотрел двух этих молодых дурачков и не удержался, спросил, по какой причине они человека запинали? Ответ меня тогда поразил: «Дык, мы идем, а он пьяный лежит». — «И что?» — «И все». Все, понимаете? Поводом для убийства человека, пусть даже пьяного, стал факт того, что он лежал на улице. Потом я неоднократно встречал и такие, и даже гораздо более незначительные поводы для совершения преступления.

В городке сохранилось множество бараков послевоенной и даже более ранней постройки, в некоторых из них были деревянные водопроводные трубы и земляные полы, в каких-то заброшенных поселках люди жили словно в параллельной реальности — без воды, электричества и отопления, без документов и без медицинской помощи, и даже милиция старалась туда лишний раз не соваться. По сравнению с этим суровым городом Челябинск казался совершенно гламурным и спокойным. И чужаков городок встречал по-особенному. Мой начальник рассказывал, что в его первый день в морге прорвало трубу и затопило подвал с трупами. Лифт не работал, и санитары по пояс в воде на руках поднимали тела на этаж, причем, у первого выловленного покойника была такая же фамилия, как у начальника. Тогда он понял, что попал в очень интересное место, и это впоследствии подтвердилось.