Взгляд ее скользнул по тельцу спящего Мэтью, мягкому и тяжелому, словно пакет с мукой. – Думаю, тебе нужно выяснить одну вещь - сможет ли психотерапия помочь в случае с Ником. Станет ли твой уход достаточной причиной, чтобы он захотел измениться.

Я глотнула вина и ненадолго задумалась над этим. Была ли жестокость Ника чем-то, что можно было срезать, как кожуру у апельсина? Или она пронизывала его насквозь?

- Думаю, что касается Ника, то его придется постоянно держать под наблюдением, - наконец сказала я. – Я ни разу не слышала, чтобы он признал, что виноват или что ему нужно хоть как-то измениться. Виновата всегда я. – Отставив свой пустой бокал, я потерла лоб. – Я никак не могу понять… любил ли он меня когда-либо вообще? Была ли я для него кем-то больше, чем просто той, кого можно запугивать и третировать? Потому что если я всегда была ему безразлична, значит, я еще большая идиотка, ведь я любила его.

- Может, он любил тебя, как только умел, - сказала Либерти.

Я невесело улыбнулась. – Как мне повезло. – Я вдруг поняла, что мы разговариваем о моих отношениях с Ником так, словно они уже были в прошлом. – Если бы я узнала его получше, - продолжила я, - подольше с ним встречалась, может, я бы смогла увидеть, что скрывается за фасадом. Это - моя вина, что мы так скоро поженились.

- Неправда, - возразила Либерти. – Иногда имитация любви может быть чертовски убедительна.

Ее слова напомнили мне о чем-то, что я слышала от нее давным-давно в ночь ее свадьбы. Целую жизнь назад. – Как имитация, которая была у тебя с Харди Кейтсом?

Она кивнула, выражение ее лица стало задумчивым. - Да, хотя я бы не хотела сравнивать Харди с Ником. Он бы никогда не поднял руку на женщину. По правде говоря, проблема Харди напротив… в том, что он так и рвется кого-нибудь спасать… не помню, как это называется…

- Синдром рыцаря на белом коне.

- Да. Но когда спасение состоялось, это сигнал для Харди, что пора уходить.

- Он не был таким уж рыцарем в сияющих доспехах, когда сорвал сделку Гейджа, - не смогла удержаться я от возражения.

Улыбка Либерти стала печальной. – Ты права. Но думаю, Харди считал это ударом по Гейджу, не по мне. – Она недоверчиво покачала головой. – Насчет тебя и Ника… ты не виновата в том, что он стал ухаживать за тобой. Я читала, что тираны выбирают женщин, которыми могут легко управлять… у них на таких что-то вроде радара. Если взять башню, наполнить ее людьми, среди которых будут один тиран и одна беззащитная женщина, они найдут друг друга.

- О, здорово. – Возмутилась я. – Я – ходячая мишень.

- Ты – не мишень, ты просто… доверчивая. Любящая. Любой нормальный парень оценил бы это по достоинству. Но думаю, кто-то вроде Ника, наверняка, считает любовь слабостью, которую он может использовать в своих интересах.

Независимо от того, что мне хотелось услышать, это меня задело. Это было правдой, с которой я не могла свыкнуться, смириться, которую не могла преодолеть… она стояла прямо передо мной, преграждая любую дорожку обратно к Нику.

Как бы сильно я его ни любила, и что бы для него ни делала, Ник никогда не изменится. Чем сильнее я старалась ему угодить, тем больше презрения он ко мне испытывал.

- Я не могу вернуться к нему, - медленно произнесла я, - так ведь?

Либерти просто покачала головой.

- Представляю себе, что скажет Папа, если я разведусь, - пробормотала я. – Начнет со знаменитых слов «Я же тебе говорил».

- Нет, - искренне сказала Либерти. – Правда. Я не раз говорила с Черчиллем о том, как он себя повел. Он жалеет, что был таким упрямым ослом.

Я не поверила. - Папа живет ради того, чтобы быть упрямым ослом.

Либерти пожала плечами. – Что говорит или думает Черчилль в данный момент неважно. Главное – чего хочешь ты.

Я уже собиралась сказать ей, что может понадобиться немало времени, чтобы понять это. Но когда я опустилась рядом с теплым тельцем ребенка и прижала его к себе, несколько вещей стали для меня абсолютно ясными. Я больше не хотела, чтобы меня били или чтобы на меня кричали. Я хотела, чтобы меня называли моим собственным именем. Я хотела, чтобы мое тело принадлежало мне. Я хотела всего, чего заслуживал любой, просто потому, что я - человек. Включая любовь.

В глубине души я знала, что это – не любовь, когда у одного в руках вся власть, а другой полностью зависим. Настоящая любовь невозможна при таком порядке.

Я зарылась носом в волосики Мэтью. Ничто на свете не пахло лучше, чем чистый ребенок. Каким невинным и доверчивым он был во сне. Как бы Ник стал обращаться с таким беспомощным созданием?

- Я хочу поговорить с адвокатом, - сонно сказала я. – Потому что я не желаю быть женщиной в башне.

Либерти накрыла нас обоих лоскутным одеялом. – Окей, - прошептала она. – Тебе решать, Хейвен.

В Техасе существует обязательный двухмесячный период ожидания, после того, как ты подаешь на развод. По какой-то причине кто-то в законодательстве штата решил, что будет хорошей идеей ввести закон, по которому желающие развестись должны были переждать какое-то время, чтобы немного остыть. Я бы предпочла самой решать, нужен мне период обдумывания или нет. Приняв решение, я хотела, чтобы все это закончилось поскорее.

С другой стороны, я с пользой провела эти два месяца. Я выздоровела внешне, синяки исчезли, и я стала дважды в неделю ходить к психиатру. Поскольку раньше мне не доводилось бывать у психиатра, я думала, что мне придется лежать на кушетке, в то время как бесстрастный специалист делает заметки.

Вместо этого в маленьком уютном кабинете с кушеткой, обтянутой желтой саржей с цветочным узором меня встретила психиатр, которая казалось немногим старше меня. Ее звали Сьюзен Бернс, и она была темноволосой, ясноглазой и дружелюбной. Было неописуемым облегчением поделиться с ней моими тревогами. Она была понимающей и умной, и когда я рассказывала ей, что чувствовала и через что мне пришлось пройти, казалось, что она может раскрыть все тайны бытия.

Сьюзен сказала, что поведение Ника - яркий пример того, как ведет себя человек, страдающий нарциссизмом, что свойственно многим мужьям, избивающим своих жен. Когда она рассказывала мне об этом психическом расстройстве, мне казалось, что она описывает мою жизнь, какой она была весь прошедший год. Люди, страдающие нарциссизмом, были деспотичными, придирчивыми, эгоистичными, нетерпимыми к нуждам других… и пользовались гневом как орудием контроля. Они не уважали чувства других людей, а значит, ощущали себя в праве издеваться над ними и критиковать их, пока их жертвы не станут настоящими тряпками.

Иметь психическое расстройство это не то, что быть сумасшедшим, как объяснила Сьюзен, потому что в отличие от сумасшедшего, страдающий нарциссизмом мог сам контролировать, когда и где он выходит из себя. Он никогда не подерется с боссом на работе, например, потому что это не в его интересах. Вместо этого он пойдет домой и побьет свою жену и пнет собаку. И он не станет сожалеть об этом, потому что всегда найдет себе оправдание. Ничья боль, кроме его собственной, ничего для него не значит.