Гривуш угадал мысли собеседника.

– Я жив,– сказал он.– И вы – тоже. В вас никто не опознал северян, а если кто и опознал – уже не скажет. Значит, в шпионаже в пользу Империи меня не обвинят.

– Было бы желание – повод найдется.

– Я слишком полезен для здешних заправил,– уверенно заявил Гривуш.– Готов поставить сто золотых, что через месяц смогу спокойно разгуливать по Кариомеру.

– У меня нет с собой ста золотых,– усмехнулся Данил.– Но если ты поверишь мне на слово…

– Идет!

Оба рассмеялись.

– Ты не устал? – заботливо спросил светлорожденный.– Может, тебе поспать?

– Шутишь? Ними дала мне полную чашку Небесной Бодрости[10]. И еще чашку – гурамец.

– И все-таки странно…– добавил он после паузы.

– Что тебя смущает?

– Непохоже на монахов. Вламываться в дом ночью, хотя намного проще сделать это днем. Неужели я рискнул бы не пустить к себе святых братьев! И слишком их было много. Чтобы управиться со мной и слугами, хватило бы пары воинствующих монахов. Ну еще полдюжины солдат на всякий случай.

– Как видишь, их все-таки оказалось недостаточно,– усмехнулся Данил.– Для меня.

– Вот это мне и не нравится.

Светлорожденный бросил на купца внимательный взгляд. Но Гривуш не стал развивать свою мысль.

– Пожалуй, я все-таки попробую заснуть,– сказал он и закрыл глаза.

Данил поправил его одеяло. Взгляд светлорожденного упал на черный браслет из Воркара. Данил нахмурился. Ему тоже многое казалось подозрительным. Но ум не находил однозначного ответа. Значит, надо воспользоваться интуицией.

Проклятый колдун расхаживал по покоям, нагло задрав подбородок. Останавливаясь, он вперял в Дорманожа презрительный взгляд. Так сам Дорманож мог бы смотреть на какого-нибудь бестолкового стражника.

– …за кварталом Гончаров, на прямой улице от вторых городских ворот. Одноэтажный дом. На стене – трещина, замазанная желтой глиной. Найдешь легко.

– Найду,– кивнул Дорманож.– Ты узнал насчет колдовства?

Тонкие губы чародея пренебрежительно искривились:

– Дар есть у девки, дочери купца. Врожденный, но неразвитый. Пустяки.

– Однако она сумела вывести их из дома! – возразил Брат-Хранитель.

– Не она, а подземный ход, дурак! – фыркнул чародей.– Ход между двумя домами. Твои бараны его проглядели.

– Они не мои,– буркнул Дорманож.

Колдун ничего не сказал, но на его маленьком личике отчетливо читалось презрение.

– Больше этого не повторится,– хмуро проговорил Дорманож.– Я сам возьму шпионов.

В покоях повисло мрачное молчание, которое спустя минуту нарушил колдун.

– Два имперца, купец, девчонка и слуга. Надеюсь, ты справишься? – с издевкой произнес чародей.– И запомни…– Желтый палец замер перед носом Брата-Хранителя.– Запомни! Благородный – мой!

Данил резко распахнул дверь. Кормчий удивленно уставился на друга: врываться без стука – не в привычках светлорожденного. И тут же удивление сменила тревога.

– Что? – быстро спросил моряк.

– Надо уходить! – бросил светлорожденный.– Немедленно!

– Ты это всерьез? – спросил Рудж, поднимаясь на ноги.

– Абсолютно. Я знаю.

Короткие рубленые фразы – признак крайней сосредоточенности.

– Кто-то охотится за нами. Вернее, за мной.

– Может быть, тебе стоит уйти одному? – после короткого размышления предложил кормчий.

Светлорожденный ответил не сразу. Да, он тоже думал об этом. Но если враг уже выследил его, то придет в этот дом. Именно в этот.

Моряк угадал его колебания.

– Гривуш не может двигаться,– сказал кормчий.– Для него это смерть. А Ними не оставит отца. А я – Ними. Но ты…– и замолчал, боясь оскорбить друга.

– Продолжай,– холодно произнес Данил.

– Уходи! – твердо сказал кормчий.– Да, мне жаль, что ты нас покидаешь. Но если ты уверен, что охотятся именно за тобой…

– Меня учили угадывать врага! – перебил светлорожденный. (Он принял решение. Принял и сразу успокоился.) – Мангхэл-сёрк,– ровным голосом произнес Данил.– Это все равно, что чувствовать лучника, который целится в тебя из укрытия. Речь не обо мне,– тем же бесстрастным голосом продолжал светлорожденный.– Мне ничто не угрожает. Воины у них – так себе, а магов здесь не водится. Если не считать того, в лесу. Но тот явно не здешний. Меня им не взять. Речь идет о тебе, Ними и Гривуше. Если их будет много, вас мне не уберечь.

Пока он говорил, Рудж думал совсем о другом. Не то чтобы он не верил в предчувствия друга, но… ему не хотелось верить. Впрочем, главное из сказанного кормчий понял.

– Значит, ты остаешься?

– Да.

– Вот и хорошо.

Светлорожденный кивнул и направился к двери. Все уже сказано.

– Данил! – окликнул его кормчий. Пожалуй, в первый раз он назвал друга просто по имени.– Данил! Я подумал, если ты не сможешь нас вытащить… Уходи! Обещаешь?

Данил застыл на мгновение, потом улыбнулся, холодно, одними губами:

– Посмотрим.

– А по вечерам на всех набережных Орэлеи горят желтые фонари. А в последний день Праздника Морской богини устраивают фейерверк и маги рисуют на ночном небе, словно художник на черном шелке!

– Сказка…– прошептала Ниминоа.

Пальцы ее перебирали рыжие волоски на груди кормчего.

– Скажи, а море, оно теплое?

– Как ты! – Рудж приподнялся на локте и поцеловал девушку.– Тебе не больно?

– Нет. Ты такой ласковый! Неужели я знаю тебя только два дня?

Рудж тихо рассмеялся.

– У нас еще много дней. Вместе и порознь. Я буду уходить в море и возвращаться. Мы будем пить друг друга крохотными глотками, как то орэлейское, которым угощал нас твой отец. Я привезу тебе подарки со всех земель Мира, а ты подаришь мне трех сыновей и одну дочь. Такую же прекрасную, как ты!

– Рудж,– Ниминоа уткнулась ему в шею.– Я не верю, Рудж.

– Так будет, малышка, клянусь сердцем Богини!

Спустя четверть часа девушка уснула, и Рудж вышел из спальни. В гостиной он обнаружил Данила. Светлорожденный дремал в кресле. Меч, вынутый из ножен, лежал рядом на столе. Рудж ощутил укор совести: пока он вкушает из чаши любви, друг охраняет их жизни. Кормчий старался ступать бесшумно, но Данил услышал, открыл глаза.