Воспоминание о той страшной ночи заставило Дэниелу содрогнуться от отвращения. Она отвернулась и, обхватив себя руками, попыталась унять дрожь.

– Милая Шарлотта, только ты одна веришь в то, что в ту ночь все случилось именно так, как случилось на самом деле.

Никто больше, включая ее брата и сестер, не поверил, что такой красивый, обаятельный молодой человек, как Ригсби, баловень женщин, по отношению к которому готовы были проявить благосклонность многие красавицы, станет насиловать столь непривлекательную особу, как Дэниела. Именно по этой причине Дэниела не стала ничего объяснять вчера Моргану. Он все равно бы ей не поверил, а переживать заново весь этот стыд было выше ее сил. Он и так, видимо, считает ее развратной особой, если позволяет себе с ней такие вольности, так зачем еще вызывать его раздражение рассказом, который он непременно посчитает ложью.

Шарлотта поджала губы.

– Я одного понять не могу, как мог твой брат поверить Ригсби, а не тебе, – сказала она с возмущением. – Любой, кто видел бы тебя той ночью, не стал бы сомневаться, что ты говоришь правду.

Так-то так. Но в ту ночь ее видели только трое: Шарлотта, Бэзил и Ригсби. Дэниела была слишком потрясена и измучена, чтобы что-то кому-то доказывать или демонстрировать брату убедительные свидетельства насилия.

Со временем ссадины и синяки зажили, но душевная рана становилась все глубже и болезненнее. Дэниела с ужасом думала о том, что такое может когда-нибудь повториться. Она больше не доверяла ласковым речам и умелому обхождению мужчин, особенно красивых и обаятельных. Даже мысль о том, что мужчина может ею обладать или даже просто целовать ее, вызывала у нее ощущение панического ужаса, как это случилось в ту ночь, когда Морган впервые пытался поцеловать леди-разбойницу.

Заметив отчаянную решимость на лице подруги, Шарлотта вздохнула.

– Я понимаю, сколь чудовищно было для тебя все случившееся той ночью, но самое ужасное, что этот негодяй посеял в тебе отвращение к браку вообще. Поверь, не все мужчины такие звери. Среди них есть и очень нежные, добрые. Такие, как мой Джордж, например. Ты ведь любишь детей, Дэниела, и наверняка захочешь иметь своих. Ты должна перебороть в себе этот страх и научиться доверять.

– Да, я очень хочу детей, – с болью в голосе сказала Дэниела. – Но не настолько, чтобы ради этого пережить еще раз подобный кошмар. К тому же на мне никто никогда и не женится. Возможно, это единственное, за что я могу поблагодарить Ригсби.

– Но Дэниела... – попробовала возразить Шарлотта.

– Пойми, я не хочу даже думать о браке! – Дэниела упрямо сжала губы. – Мне хватило примера бедняжки Сары. Ты ведь знаешь, как нещадно избивал ее Бэзил! Я никогда бы не пошла на риск оказаться в таком же положении, как она!

Шарлотта покачала головой, не в силах дальше спорить.

– Ах, как я была бы счастлива, если бы лорду Моргану удалось убедить тебя, что не все мужчины похожи на Ригсби или твоего брата!

– Лорд Морган тут совершенно ни при чем! И меня вовсе не нужно ни в чем убеждать! – горячо воскликнула Дэниела.

В глубине души она знала, что есть только один человек, который смог бы изменить ее отношение к мужчинам, – Благородный Джек. И как бы сильно ни привлекал ее Морган, как бы ни трепетала она в его объятиях, такому, как он, никогда не удастся завладеть ее душой и телом.

Прошло несколько дней, прежде чем Морган добился, чтобы Дэниела выполнила свое обещание и поехала вместе с ним к сэру Джасперу Уилтону. Она не отказывалась, но ее постоянно удерживали дома какие-то неотложные дела. Но наконец, как, посмеиваясь про себя, думал Морган, у нее закончился запас отговорок и всевозможных хитростей, с помощью которых она ловко избегала его общества на протяжении этих дней, и теперь они скакали бок о бок по направлению к Мерривуду.

Вот если бы он попросил леди Элизабет поехать вместе с ним, она согласилась бы тут же, а не мучила его отговорками целых четыре дня! Но перспектива кататься верхом с красавицей Элизабет почему-то вовсе не прельщала Моргана. К тому же она, как и многие женщины, предпочитала ездить медленно, чинно, ведя бесконечные скучные разговоры о всяких пустяках. Такие прогулки навевали на Моргана отчаянную скуку. Сам он любил быструю верховую езду, так, чтобы ветер свистел в ушах.

Вспомнив, что ему рассказывали о пристрастиях Дэниелы, Морган предложил ей перейти на галоп, к его удовольствию, девушка тут же с радостью согласилась, и они помчались вперед по широкой равнинной дороге, петляющей между холмами и перелесками.

Настроение у Моргана было великолепное. Его все радовало – и ясное солнечное утро, и свежий после дождя воздух, напоенный запахом свежескошенной травы, и более всего – его прелестная спутница. Он слегка придерживал своего горячего коня, чтобы постоянно находиться на полкорпуса позади Дэниелы. Ему доставляло удовольствие смотреть на то, как она ловко держится в седле, как уверенно и вместе с тем с какой грацией управляет своей лошадью. На ней, как и в тот, первый, раз была надета скромная коричневая амазонка, подчеркивающая ее тонкую талию и эффектно обрисовывающая аппетитные округлости бедер, и Морган поймал себя на том, что откровенно любуется ею.

Эта девушка не переставала его удивлять. А если быть более точным – она все более занимала его мысли. Морган вспомнил тот день, когда они вместе с Дэниелой ездили к домику священника. По возвращении их встретила разобиженная Элизабет, и, чтобы успокоить свою предполагаемую невесту, Моргану пришлось пообещать, что вечер он посвятит ей. И действительно, он вполне искренне старался уделить ей максимум своего внимания. Но во время обеда, сидя рядом с Элизабет, он с некоторой досадой обнаружил, что ему откровенно скучна его спутница, и стал прислушиваться к тому, что говорит Дэниела, сидящая на другом конце стола. В отличие от большинства женщин, утомляющих его своей пустой болтовней о нарядах, модах и последних сплетнях, Дэниела с живостью и остроумием рассуждала на самые разные темы, могла легко подхватить самый неожиданный разговор.

Морган и сам поражался, насколько ему приятно общество этой удивительной, ни на кого не похожей девушки. Но в то же время, несмотря на весь свой опыт обращения с женщинами, он подчас терялся и не знал, как себя с ней вести. Он привык к тому, что женщины сами искали его внимания, а если и делали вид, что отвергают его, то лишь затем, чтобы раздразнить в нем азарт охотника. Морган прекрасно знал все их уловки и правила игры. Однако поведение Дэниелы никак не укладывалось в общепринятые рамки. Она откровенно избегала его. Это не было игрой или притворством – и именно это задевало его самолюбие гораздо больше, чем он сам готов был в том признаться.

Она избегала его, но, по ее же собственному признанию, была вовсе не так строга с этим хлыщом и сластолюбцем Ригсби! Если бы не подтверждение самой Дэниелы, Морган ни за что бы в это не поверил. И теперь мысль о том, что она могла предпочесть такое ничтожество, но отвергает его, Моргана, казалась ему особенно нестерпимой.